Вниз головой

***

нет ничего у меня с собой
руки мои пусты
разве что полая камышовая
дудочка    так    на всякий случай

нет никого за моей спиной
любовь моя    только ты
ты и эта   уже не новая
жизнь   случайностью неминучей

где в пустоте летящей висишь
где в легион стволов
разных калибров шумит камыш
кашей из лишних слов
и раздраженный терзая слух
слушаешь не дыша
мутного времени чистый звук
редкий    случайно пробившийся вдруг
в дудке из камыша

РИФМА

крик
звон
взмах рук
истерика занавески
стукнуло окно
сыплется стекло

стихотворение
падает вниз головой
этажи листая колотится о перила
на балконах шарахаются соседи

стихотворение
зависает на миг
и врезается в гущу тополя

тополь вздрагивает
семя его лопается
на земле идет снег

стихотворение
рвется выгибается пытается словить ветер
и раскрывается растекается врастает

а с тротуара глянешь
ветка и ветка
неотличимая от иных
и горят окна до неба
и сугроб катится вдоль бордюра

дерево качается
кричит
машет руками
звякает сребрениками листьев
сучит корнями под асфальтом
ищет рифму

и — опля!
асфальт трещит
и трещина проходит сквозь сердце
тополя

***
Что
это было?
Зачем все это
было? Вспоминаешь
разную ерунду. Грязи
присохшей разводы
на ободе колеса, сдутого
с хрупом, скрученного
восьмеркой,
или раздвоенные тупо
иголки некрымской сосны.
Длинно длинные, прилипшие
к мертвым спицам. Ликование
мошкары в луче внезапном, лужицу
розовую смолы в чашке коряги. Клюв
масленки в жирно блестящих каплях и ключ
с шестигранным просветом, дрожащий
в мокрой руке. Муравейник, разбитый
коленом. Вот они снова сюда сбегаются
с вещами: Карфаген должен быть
восстановлен. Мелочи жизни,
педали ее, крылья, ниппель —
в муравьиную гору зарытый. Им
именованная система. Ржавый запах
горячей хвои и солидола. Вся эта жизнь
с ее мелочами. Не мелочами. Что это было?

***
Голову повернешь чуть-чуть
и сразу тропа
сразу обрыв кубарем вниз к реке
сказано же не оглядывайся забудь
не оглядывайся никогда

Уже бегу
продираясь в густом береговом ивняке
узких листьев серо-зеленая чехарда
тропка пунктиром в очень горячем песке
память — бег по песку
оглядка — изгиб реки
строгое солнце сверкнет сквозь листву
как бабушкины очки
ветка хлестнет по лицу
больно вспыхнет вода
и никого снова на берегу

Не оглядывайся никогда

Я уже по колено
по пояс
уже плыву
как наяву
как завтра или вчера

Огненный шар стекает в разлив Днепра

***
Оживает к ночи трава
и заводится и звенит
голосит глотая слова
мелкий взвод луговых аонид

Влет строчит травяной народ
эхо шарит как на войне
молоточков-иголок взвод
шьет презвонкую радость мне

Боевую кольчугу шьют
из пропущенных звеньев шьют
и плывет над землей гуд
накрывая куполом луг

Абсолютный растет слух

Мол ни гад не пробьет ни зверь
ни снаряд ни взгляд ни строка
полюбуйся галдят примерь
а кольчужка   эх коротка

***
За ночь нас всех замело во сне
глухо накрыло одним сугробом
грузно рассыпчатым грозно огромным
ветер растет в цене
ветер куражится и грохочет
по ледяному дну
кружит бумажные клочья ночи
свищет на всю страну
и рассекая пространства пустые
буря летит вразнос
белой медведицей спит Россия
бурый в Европу нос
хвост в океан
азиатское брюхо
вздрагивает в снегу
ветер задрал ей мохнатое ухо
гонит в него пургу
вьюжные космы медвежьей шерсти
вздыблены за окном

Перезимуем и это вместе
с елочкой и вином
в лихо закрученном вое стужи
штопоре бытия
тьме предвесенней

Бывало и хуже
что ж убиваться так жизнь моя?

***
сеется сверху мерзлое молоко
присыпая смыслы   укрывая вещи
снег летит не больно а легко-легко
снег летит легко   легче   еще легче

будто бы там над тучами высоко
вьюжно-верховное громыхает вече
выключен звук на земле и так легко
как никогда   легкость нечеловечья

белизна такая что ничего нет
тишина ледовита   но звук и цвет
лишь отмашки ждут и получив свободу

все оттает в миг явится потечет
заревет запестреет завертит возьмет в оборот
выведет этот свет на чистую воду