Теория малых дел

Первая поэтическая книжка Марии Затонской «Дом с птицами» (2020) и вторая «Миниатюры» были изданы с интервалом всего в один год. Новую же – «Люди идут по облаку»[1] – отделяет от предыдущей уже два. Дольше становится выдержка и, по всей видимости, строже отбор: если в первой книге было за сотню страниц, во второй – более чем в два раза меньше, то последняя насчитывает всего с дюжину разворотов. Несмотря на замедление, разрыв между книгами не очень большой. Тем приметнее разница при сопоставлении – и не только внешняя. Так на учебной картинке отличаются расположенные в ряд личинка, куколка, имаго.

Как-то я писал о «Миниатюрах»^[2]: связь с ними в книжке «Люди идут по облаку» проследить нетрудно.

Она состоит из двух разделов: «Неточное время» и «Воздушная яма».

В стихотворениях первого, сообразно заглавию, много вербального кружения около скоротечности существования, что тематически и объединяет их с предыдущими опытами Затонской. Порой происходит буквальное воплощение времени: оно «уходит, / будто сосед на работу, / праздно звеня ключами. / Стою, провожаю / человека, / знакомого мне / по одной спине». Упоминаются, как и раньше у Затонской, покойные родственники – и по-прежнему не обходится без инвентарных описей: «Дед не касается ее платьев: / это последнее, что осталось / после раздачи кастрюль, полотенец, / колготок капроновых в мелкую сетку, / она в них, наверное, сильно мерзла…» Прежде у Затонской мягкое присвоение чужой памяти было скорее умозрительным – теперь этого словно недостаточно, и эстетическая экспроприация оборачивается физической жаждой продления: «А вот это зеленое в крупный цветок / я всегда говорила, что заберу, / и она обещала: / вырастешь и наденешь, / и лето замерло за окном, / и до дома идти пять минут пешком». От покорной беспомощности, выраженной фразой «прошло бесследно, / некому рассказать», Затонская разворачивается к духовному усилию, которое действенно могло бы оградить жизнь от небытия.

Ранее, находясь в растерянности, она как будто не была уверена, как подступиться. Второй раздел книжки предлагает возможный способ.

Может казаться, что Затонскую занимают вещи заурядные и даже мелкие. Она воспевает, например, обыденные встречи: «Как в полдень тень была мала. / В саду моталась медленно без дела, / набухла яблоня и полетела, / и ты пришел ко мне / совсем без тела, / мы ели вишню / и в слова играли, / и я тебя нисколько не любила…» А вот вполне факультативное впечатление: «Проезжая по центру, / увидела ботинок, брошенный на дороге, / думала – птица» – с неожиданным выдохом: «Хорошо, / что ботинки / не умеют летать / или летают мало. / Тогда полегчало». В иных отзывах стихи Затонской то называли лирическим дневником, то усматривали в них восточную отзеркаливающую созерцательность. В нынешней фазе ее творчества строгий отбор – авторский ли, редакторский ли – освещает более важные стороны этой поэтики, а не очевидные внешние черты.

Затонская, правда, замечает маленькие события в большом мире. Но каждое стихотворение не столько умелая миниатюра, сколько метафизическая сценка, разыгранная в малом масштабе:

Вот раненная шелестом листва
в весенней суете клещей и блошек,
и ты, идущий в глубине дорожек
с обратной стороны стихотворенья.
Чуть тронь его – рассыплется, зудит,
на солнечные линии разъято,
и пыль в лесу кружится виновато,
и кто сюда оттуда говорит.

Здесь есть свой неброский драматизм: повествовательная повседневность сближается с небесными высями, но окончательного слияния не случается никогда, как не могут никогда соединиться однополюсные концы магнита. При бытовом прозябании Затонская готова к обыденности чуда, что сквозит и в заглавии книжки.

Затонская устремлена к той невозможной точке, где чудо все-таки осуществляется: «Я смотрела, как снег приникает к земле, / и как много неба теперь на земле». Рассматривая изнанку вещей (неотделимую, разумеется, от лицевой стороны), она свидетельствует об их божественной – а значит, бессмертной – природе: тоска тени по световому источнику, которым она порождена. Требуемое сближение может дать поэзия, и шире – искусство. Об этом – второй раздел книжки, где местами встречаются и прямые декларации: «любовники теряют свои тела / остаются одни только губы / приметы времени звук водосточной трубы / дом падает в пучину дорожной ямы / единственный шанс не дать им исчезнуть – / написать стихи». Но вообще искусство здесь – тот естественный раствор, чьи преломляющие свойства делают приметней сокровенную связь между человеком и миром. У Затонской при этом остается толика сомнения, придающая стихам неоднозначности и напряжения; частотная во втором разделе приблизительность определений позволяет ухватить на периферии зрения нечто невыразимое, но явственное: «После счастья нету счастья, / только призрак алкогольный, / или это в человеке / просто музыка болит». Окончательное происхождение этой музыки Затонскую не занимает: так ли нужен непременный ключ от двери, которая все равно прозрачна и позволяет разглядеть происходящее за ней?

Сказанное не значит, будто Затонская к третьей книжке вдруг стала писать исключительно стихи о стихах. Но важный эстетизирующий фоновый мотив придает ее строкам ту витальную силу (даже в самые темные моменты), которая одна способна оправдать их существование. У Затонской есть нежность, обращенная к сущему, и – наконец – его удается оградить от распада. Понятно, что спасение жизни происходит скорее в духовном смысле, нежели в медицинском.

Несмотря на лексическую тускловатость, стихи Затонской отчетливы по интонации и не пытаются выбить сильную ноту, а берут скорее сборным гармоническим звуком и смелыми синкопами. Эти стихи находятся в ряду (условно «арионовской») линии метафизических сколков, от которых отличаются собственным скромным окрасом. Тут им не принадлежит первая или ведущая роль, но свое место они занимают по праву.

Слово поэзия генетически связано с деланием, и Затонская, так сказать, предлагает поэзию малых дел, умеренных, но уверенных поступков. Большего от нее – пока что – и не требуется. Это вполне сформировавшаяся поэзия, и куколка уже лопнула. Но бабочке, как известно, требуется время, чтобы крылья и узор обсохли, прежде чем она свободно полетит.

[1] Мария Затонская. Люди идут по облаку. – М.: Издательство «СТиХИ», 2023.

^[2] Михаил Рантович. Компактный сейсмоскоп Затонской. // Prosodia. – https://prosodia.ru/catalog/shtudii/kompaktnyy-seysmoskop-zatonskoy/