Рождение имярека

I. РОЖДЕНИЕ ИМЯРЕКА

Мне нечего сказать тебе, прости,
потомок ли, пришелец, соплеменник…
Дом осветил, словно зажал в горсти,
повеса солнечный, отчаянный бездельник.
И высветил – всего-то ничего:
углы-покаты, ниши-глуби, полки,
тяжелые, скрежещущие створки
калитки в сад у дома моего.
Сегодня – «мой»: приземистый навес
и волны ветром битой черепицы…
А нужен океан, нестройный лес,
Неровный скрип летящей колесницы.

Тебе бы ярких дат, геройских лет,
любви и храма – драмы и кадила,
чтобы цитировать: «Как говорил поэт…»
Или, для точности: «Как говорила…»
На полпути, застав тебя врасплох,
в степи ли, в поле, в центре душной залы,
кольнет в груди: как ветра нынче мало!
Как безнадежно в горле пересох
когда-то не стихающий поток…
И нитка света, тонкая, как волос,
повяжет онемевший водосток,
стянув потуже у гортани голос.

А дальше – проще: запах пирогов,
салфетки, скатерть, зимний привкус хвои,
и вскользь, над изобилием столов,
мелькнут улиссы, одиссеи, нои,
чтоб никогда уже не поманить
горчинкой ветра, копотью разлуки…
Что это значит? Значит, нужно жить:
в оцепененье – чувства, мысли, руки.
Мне нечего сказать тебе… В пути
помогут Данте и его Вергилий.
А эти строчки? Видишь, воспарили…
И потому, я повторю: «прости».

II. НА СМЕРТЬ ИМЯРЕКА

Стихи и речи – памяти твоей,
И улицы – как длинные вокзалы,
Родители из запотевшей залы
Уводят раскрасневшихся детей.
Еще не срок – про смерть, про “l’aldilà”[1],
Потусторонний мир, как сон запретный,
И этот мир, цветной и многодетный,
Себя торопит вспомнить про дела.

Не упрекай за спешку позабыть,
За спотыкание при выходе наружу,
И что огню предпочитают стужу,
И что: «Стихами сыт не будешь…» Жить –
Искусство не из легких. «Погоди», –
Хочу сказать, но в рупоры над нами –
Чужие голоса, и веерами
Разведены дорожные пути.

Что остается нам? Тяжелых книг
Страницы, где уже темно без веры,
Да окись горечи – романами Кундеры,
Как ржавчина с отброшенных вериг.
Но, так и ничего не переняв
От сказанного, мир собой пребудет,
Лишь ты, как черный ангел, шепчешь: «Люди…» –
Фасад вокзала крыльями обняв.

Нас ждут дожди, качание в метро,
Подъездов стынь, вагонов аритмия,
Отяжелеет свет, как веки Вия,
Сгущаясь до никчемного «ничто».
Но, разбавляя клейкую смолу
Усильем памяти, как вспышкою от спички,
Вдруг вспомнится: перроны, электрички,
И ты в окне, припавши лбом к стеклу.

* * *
Где-то в соседнем лесу полные гнезда,
Сочные ягоды, чье-то жужжанье и пенье.
Где-то соседний лес: дотянуться – просто,
Руки и вот – тире – все мое уменье.

Там, что заря, что ночь – суета, не благо:
Зрячий не бережет, расточая, взгляд.
Рядом соседний лес, и моя награда –
Близость его – вон деревья стеной стоят.

[1] L’aldilà – тот свет, потусторонний мир (итал.).