Рондо с горьковатой иронией

О третьем томе антологии «Уйти. Остаться. Жить»

Филипп Хаустов
Филипп Хаустов родился в 1994 году. Поэт, переводчик, литературовед. Лауреат конкурса переводов поэзии Шарля Фердинанда Рамю, организованного культурным центром франкоязычных стран «Франкотека» (2019). Стихи и переводы публиковались в журналах «Формаслов», «Прочтение», коллективных сборниках.

В конце 2022 года усилиями Бориса Кутенкова, Николая Милешкина и Елены Семеновой увидел свет уже третий том антологии «Уйти. Остаться. Жить»[1], посвященной творчеству поэтов, которые покинули этот мир в возрасте до 40 лет. И хотя я уже читал как предыдущий том, так и отдельные издания «героев» антологии, но именно новинка позволила мне глубже понять и принять смысл всего проекта.

Прежде – при всем изначальном уважении ко всем, кто поддерживает живую память об ушедших поэтах, – казалось, что вся затея – просто этакий утешительный приз тем, кому земная жизнь отвела слишком мало времени, чтобы стяжать славу, а граница 40 лет – ничего не значащая условность. И вдруг при чтении нового тома я осознал, что известная сентенция Высоцкого «Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт» не трюизм, а отражение высшей реальности. Ранняя гибель здесь – конечно, не обязательный элемент, но финальное удостоверение подлинно насыщенной и необычной жизни, какой обязуется жить поэт, работая над каждым стихотворением как над последним.

Это понимание пришло ко мне благодаря тому, что во время чтения – внутри и снаружи текста – наложилось друг на друга несколько переходных, пограничных ситуаций.

Во-первых, книга вышла под занавес прошлого года и стала первым моим серьезным чтением года текущего.

Во-вторых, третий том «Уйти. Остаться. Жить» посвящен поэтам, жившим в 60–90-х годах, т.е. в переходную эпоху между теряющим авторитарные скрепы СССР и современной Россией. И интересна здесь, конечно, не политика (в представленных стихотворениях вообще сравнительно мало политических высказываний – вместо них обнаженная музыка времени), а огромные быстрые сдвиги в духовной жизни страны. Приведу только один пример, который при внимательном изучении можно вычленить из антологии. В самый разгар перестройки Александра Рудницкого срезали на творческом конкурсе в Литинститут за стихи «не в духе соцреализма», хотя прямого фрондерства в них, скорее всего, не было – ведь даже гражданские стихи о расстреле Белого дома у него одеты в имажинистско-футуристические наряды, где важна опять же не политика, а красота:

Вчера было, Синее, Синее,
Плохо и больно. Не радостно.
Солдаты стреляли по лилиям
Для потехи, и было гадостно.

А уже в 1992 году в Литинститут – причем на семинар «режимного» советского поэта Евгения Долматовского – спокойно поступил Сергей Галкин, у которого читаем, в частности, такие совсем не соцреалистические строки:

И, Господи, мне ничего не надо
И больше ничего я не прошу:
Щеглы мои давно над Китеж-градом,
Лишь уголь я страниц разворошу.

Тем символичнее, что третий том «Уйти. Остаться. Жить» вышел в период, наоборот, «подмораживания» культуры – получается этакое рондо с горьковатой иронией. В любом случае обсуждаемая книга позволит многое узнать о бытовании поэзии в эпоху перемен и взглянуть на литературные 80–90-е шире: как на время скорее разброда, нежели полной разрухи. Ведь если что и рухнуло, то лишь старые инстанции, ответственные за продвижение художественного слова. Словесность даже не в самой благополучной ситуации продолжала плодиться в таком разнообразии, что собрать в единую систему ее вряд ли получилось. Поэтому и диапазон ушедших, оставшихся, живущих поэтов невероятно широк: от сатирика в простецкой маске Александра Егорова и каэспешной Кати (sic!) Яровой до языческого волхва Евгения Борщёва и русского американца Ивана Трунина, чьи верлибры, впервые в истории «Уйти. Остаться. Жить», публикуются в переводе с английского. Каждый читатель найдет себе что-нибудь по сердцу.

Кроме того, книга очень интересна с точки зрения культурной памяти и преемственности. Кое-где в ней наводятся крепкие мосты с поэзией Серебряного века – и дело не только в том, что после ослабления цензуры стало проще знакомиться с первоисточниками, подпитываясь из них. Связь куда глубже и мистичнее: вплоть до того, что, читая как минимум пару авторов антологии, можно поверить в реинкарнацию. Так, Артура Волошина, не опубликовавшего при жизни ни одного текста, объединяет с великим Максимилианом не только фамилия, но и дуэль с близким другом, причем еще более архаичная, чем «в оригинале», – на рапирах. А главное, Артур, как и Макс, бывал порою одержим архитектурой готических соборов, возводя ее до космогонии:

 
Гульбище птичье в кумирне языческой лета
угомонилось, доверясь дождям и ветрам,
как паутина, запутавшимся среди веток,
лес превратившим в старинный, запущенный храм.

А вот отрывок из стихотворения Александра Пурыгина:

Паста сизарей на
холсте красы
Верь коре кости,
мышцы воли клей

Эти строки можно было бы счесть обычным подражанием Хлебникову, если бы не одно «но»: по свидетельству написавшего о нем Георгия Квантришвили, Пурыгин в начале творческого пути Председателя Земшара не читал и к подобной манере пришел самостоятельно.

Особенно третий том «Уйти. Остаться. Жить» я хотел бы порекомендовать тем служителям и любителям поэзии, который в охватываемый им период только родились и которым сейчас в среднем около 30 лет. Потому что предлагаемые нашему вниманию поэты, с одной стороны, по датам рождения годятся нам в родители, а с другой – по фактическому земному возрасту навсегда останутся нашими ровесниками. Значит, именно нам стоит принять от них эстафетную палочку и развивать дальше то, что на многоточии прервалось у них. Словно бы мы все, живущие сегодня вместе с ушедшими, попали в одно лито…

Напоследок упомяну об одном недостатке книги: не всем поэтам уделено равное место и внимание, ближе к концу идут те, кому не досталось литературоведческой или биографической статьи. Впрочем, такое неравенство объяснимо, поскольку, увы, не от каждого поэта сохранился репрезентативный корпус текстов и свидетельства очевидцев. Хорошо, что даже тех, чей посмертно известный творческий багаж мал, но интересен, вообще пустили в антологию. К тому же внешняя форма книги как бы воспроизводит внутреннюю: кажущаяся неравноценность разных ее разделов зовет искать поэтов и осмыслять новые тексты представленных в ней авторов. Наверняка кому-то из внимательных читателей это удастся.

Кроме того, будем с интересом ждать новых отдельных книг ушедших поэтов (напомним, что в «сольной» серии проекта их вышло уже пять), пожелав организаторам и издателям «Уйти. Остаться. Жить» сил и удачи, чтобы эти книги состоялись.


[1] Уйти. Остаться. Жить. Антология литературных чтений «Они ушли. Они остались». Т. III. М.: Выргород, 2023.

Предыдущие номера
2004
1
2005
2 1
2006
2 1
2007
4 3 2 1
2008
4 3 2 1
2009
4 3 2 1
2010
3 2 1
2011
3 2 1
2012
4 3 2 1
2013
4 3 2 1
2014
2 1
2015
4 3 2 1
2016
4 3 2 1
2017
4 3 2 1
2018
4 3 2 1
2019
4 3 2 1
2020
4 3 2 1
2021
4 3 2 1
2022
4 3 2 1
2023
4 3 2 1
2024
3 2 1
Предыдущие номера