Письмо поэту А. Радашкевичу

Дорогой молодой поэт Александр Радашкевич!

Пишет Вам коллега, тоже лирический поэт, пусть по возрасту и не годящийся Вам в отцы, но все-таки принадлежащий к более, так сказать, испытанному жизнью поколению. Во всяком случае, уже ушедший на заслуженный отдых, получивший пенсию по старости от нынешнего олигархического правительства нашей Российской Федерации. Отдых отдыхом (хотя иной раз за умеренную мзду и починишь какой-нибудь кран соседям), однако только сейчас начал я по-настоящему задумываться о некоторых аспектах современного литературного и культурного процесса, а также о судьбах нашего поруганного Отечества, изнывающего под бременем. Завел я себе на свои небогатые доходы доступ к мировой сети «Интернет», подписался и на так называемую выделенку. Как теперь без этого? Надо ступать в ногу со временем, пускай и не самым благополучным для нашего Отечества, быть в курсе происходящих событий.

Ну, простите мне это затянувшееся вступление. Скажу Вам, дорогой поэт Александр Радашкевич, что имя Ваше мне известно уже давно, со слов моего старого товарища и, так сказать, опекуна и проводника, некоего Виргилия, по запутанным тропкам литературной жизни. Фамилию называть не стану, ограничусь инициалом: это Бахыт К., не раз помогавший мне публиковать мои сочинения как в бумажных изданиях, так и на просторах мировой сети «Интернет». Неоднократно пытался я умственно и душевно осваивать Ваши стихотворения, но – простите уж старика! – не тронули они моей души, к великому огорчению упомянутого Бахыта К., который Вас считает одним из первых поэтов своего поколения. Но у меня, старика, другие вкусы, я предпочитаю, чтобы писали, учась у классиков. То есть с рифмой, с размером, с ясным смыслом, желательно – жизнеутверждающе. А Вы, дорогой поэт Александр Радашкевич, на мой простой взгляд, все-таки близки к модернистам.

Тем более возликовал я в своей тушинской обители, прочитав Вашу исполненную гражданской скорби и поэтического негодования статью, и не статью даже, а, можно утверждать, «филиппику», в недавнем номере «Интерпоэзии»[1]. И хоть с расходными материалами для принтера (на которые ЦРУ нарочно завышает цены, чтобы губить русскую культуру) у меня напряженка, но тут не пожалел даже фирменных чернил на распечатку. А потом прикнопил на стену у компьютера.

Вы начинаете с описания надругательства над Пушкиным, которое осуществляет в граде святого Петра немногочисленная стайка затаенно-мрачноватых, явно озабоченных присутствием булькающих поллитровок во внутренних карманах и провисших сумках и намеренным отсутствием всякой закуски. Выходившие читали, в основном, по жалкому стишку, с какими-нибудь пушкинскими строчками в гарнире посильных банальностей и полупошлостей. Вечер вела дамочка не откуда-нибудь, а прямо из Пушкинского дома, прискакавшая с какой-то конференции по публичному срыванию лавровых венков с великой и безмолвной тени. Там, в частности, некий парижский профессор-славист заявил, что наш Пушкин брал из французской поэзии все худшее, что в ней было.

Дочитав до Вашего описания, как один из этих пакостников похвалялся тем, что сбросил томик Пушкина с теплохода, я, признаться, прослезился. Потом на миг успокоился, подумав, что глупых людей, страдающих комплексом неполноценности, всегда достаточно на свете. Может быть, стоит просто посмеяться над ними – или пожалеть? Ведь их совсем мало, они тощие, прыщавые, денег почти не зарабатывают, судя по поллитровкам в карманах. Да и закуска отсутствует, должно быть, не из принципа, а по бедности? Жизнь свою расцвечивают, как могут, нефтяные бабки не распиливают, верноподданнических статеек не пишут. Но почти сразу сообразил, что неправ. Родина наша постеснялась расстрелять не столь многочисленных в 50-е годы стиляг, а посмотрите, что они в конце концов сотворили с нашим Отечеством? О да, Вы бесконечно правы, дорогой поэт Александр Радашкевич. Эти людишки – гниль на здоровом теле советской культуры, отрыжка горбачевско-ельцинской «демократии» (на смену которой, слава Богу, уже приходит российская суверенная демократия). И уже за одно это их следует беспощадно выжигать каленой метлой. Снова покаюсь: и про заезжего профессора я подумал поначалу то же самое, типа – мало ли дураков на свете? Зачем на них обращать внимание?

Но дело-то оказалось куда серьезнее, чем мне представлялось. По мере дальнейшего чтения Вашей «филиппики» мои, что уж греха таить, изрядно поредевшие волосы начали вставать дыбом, как у всякого честного русского человека, когда я вдруг понял, что речь не просто о доморощенном разрушении русской культуры силами новоявленных Андриев, а об иностранном заговоре, финансирующемся, понятно дело, на какие деньги.

Эта часть спектакля, – обливаетесь Вы праведными слезами, – была разыграна для пары французиков, которые, ничего не понимая, понимающе улыбались со второго ряда. Они приехали из страны, где поэзия была осмеяна и загублена на корню уже лет сто назад, чтобы учить нас (!), как быть и что писать, чтобы и у нас навсегда смылись понятия «красиво» и «некрасиво», «хорошо» и «плохо», «талантливо» и «бездарно», подменив это принципом «авангарда». Сначала я, опять же, подумал, что французики, может быть, просто развлечься пришли. Тем более, могут ли они нас учить, если по-русски ни в зуб ногой? Но это и не важно! – сообразил я вскоре, усвоив Ваше откровение: они приехали с пустыми руками, и учить им кого-либо совершенно нечему: Франция бесплодна и духовно мертва сегодня, как и весь потребительский Запад.

Я снова пролил святые патриотические слезы. Боже мой, может быть, Вы сами и пишете стихи, на мой взгляд, авангардистские, но какая глубина гражданской мысли и чувства! Как правильно Вы противопоставляете нашу плодовитую и духовно живую Россию, особенно нынешнюю, потребительскому Западу! Да-да-да! Мне при слове «потребление» всегда хотелось схватиться за рукоять пистолета. Именно эти французики, как Вы справедливо разоблачаете, убив Пушкина физически, холеной рукой любовника голландского посла, приехали присутствовать на заклании Пушкина торжествующей мамоне. И насколько же надо ненавидеть Россию (добавлю от себя, старика!), чтобы, превозмогая потребительские инстинкты, потратить свои кровные евро на приезд в Питер, специально, чтобы поглумиться над самым святым, что у нас есть!!! (Впрочем, у ЦРУ деньги немереные.) Тут я Вас пожурю, кстати, дорогой поэт Александр Радашкевич, за недостаточную полноту Вашей «филиппики». Не общеизвестно ли, что (1) на так называемую «дуэль» Дантес явился в кольчуге, (2) сама «дуэль» была организована кровавым царским режимом, (3) настоящая фамилия убийцы Лермонтова была Мартен, (4) следователь, который вел дело Мандельштама, имел отчество «Христофорович», (5) с 1917 по 1945 год все русские эмигранты в Париже должны были носить пришитую к одежде красную звезду.

С французами все ясно. Я всегда считал, что рассудка француз не имеет, да и иметь его счел бы за величайшее для себя несчастье. Вы остроумно цитируете: «Нельзя быть либеральным человеком в Европе, не будучи врагом Якутии. Либерализм и благорасположение к якутам – понятия несовместимые». (Тут у меня вышла опечатка, простите – следует читать России, славянам.) Так писал ещё в 1876 году Павел Анненков Ивану Тургеневу – а с тех пор все стало еще хуже! Павел Анненков был глубочайший мыслитель аксаковского типа, да и Иван Тургенев, пребывая в затянувшейся творческой командировке на Западе, изнемогал от ужаса и унижений. Недаром с такой горечью описывает он в повести «Вешние воды», как на светских приемах в потребительской и бездуховной Франции ему сервировали фуа-гра в собачьей миске, поставленной в углу кухни!

Но я считаю, что проблема гораздо шире. Франция – не единичный пример. Доводилось и нам, грешным, бывать в Европе. Взять, например, Албанию. Вы публицист поталантливей меня, поэтому воспользуюсь Вашими оборотами. Надо четко понимать: Албания ненавидит Россию – ее культуру, отношение в жизни, его ширь и мощь, особый задушевный лад, его видимую инертность и слабость, которая каждый раз, даже после долгих лет пресмыкания, оборачивается несгибаемостью. Но, главное, Голландия ненавидит ее необъяснимую веру в себя. Ненавидит органически, утробно, даже восхищаясь ее балетом, ядерными бомбами или классической литературой. Пожив в Испании, я это ощутил всем своим существом. Мы для них варвары навеки веков. Когда в английских газетах говорят о ком угодно «прорусский», это значит «плохой», достойный презрения, и это общее место даже не расшифровывается.

Как же мудро Вы их всех припечатали! Ведь ежу понятно, что «прорусский» означает сторонник суверенной демократии и невиданного процветания народных масс! И обоснованно Вы заявляете, подчеркивая, что наша страна, пока ее не разбили, согласно существующим (у ЦРУ – Р.П.) и успешно осуществляемым (ЦРУ – Р.П.) планам, на дальнейшие кусочки, самодостаточна абсолютно во всех мыслимых сферах человеческой деятельности, достигая в них высших и недостижимых результатов. Тут уж культурой не ограничишься! Понятно, что наши Церетели и Глазунов – это не их жалкие уж не знаю кто (да у них и нет никого). Понятно, что нет ни французского Толстого, ни Достоевского, и даже близко ими, охватившими всечеловеческое до последних зияющих глубин, не пахнет. Тем более, что со времен Толстого и Достоевского у нас этих Толстых и Достоевских накопилось столько, что девать некуда! Но добавлю все-таки и от себя: а русская квантовая механика! А станкостроение! А вычислительная техника! А автомобильная промышленность! А непревзойденный русский дизайн! А ВДНХ! А сельское хозяйство! А кристальность наших государственных служащих! А непревзойденная духовность журнала Man’s Health Russia! А наша вежливость, неизмеримо превосходящая японскую! А ухоженность наших кладбищ, особенно на Колыме! Мы первые повсюду, даже если не вспоминать про суверенную демократию!

Кроме того, у нас есть Пушкин. И этим все сказано. В русских деревнях, в рабочих общежитиях, в воинских частях Российской Армии, в учреждениях и на предприятиях, в Федеральном Собрании и “Газпроме”, на рынках, откуда, слава Богу, изгнаны спекулянты кавказской национальности – повсеместно всякий день и поныне начинается с декламирования «Гавриилиады» или «Истории Пугачевского бунта», а не постмодернистов, списанных с французского образца, хотя наш великий язык умышленно и упорно уничтожается и уродуется кальками с американского (тут, простите старика, Вы снова забыли упомянуть специальные гранты ЦРУ на разрушение русского языка).

Остаюсь с непреклонным уважением и разделением Ваших патриотических взглядов

Ремонт Приборов

P.S. Нижеследующие строки написаны под давлением Бахыта К., заявившего, что он, как советский патриот, обижен некоторым русско-патриотическим (в ущерб остальным братским народам СССР) уклоном моих заметок. Как интернационалист, а также выпив принесенной им «Путинки», я был вынужден подчиниться. Вот!

«Джамбул выразил и высказал нечто такое, что составляет самую сущность казахского мировосприятия и мироощущения. Его стих безошибочно узнаваем. Он всегда бьет в точку, глубоко волнует и снимает обывательскую пелену с глаз. В прозрачно-кружевных джамбульских стихах есть внутренняя пружина, высокое напряжение и особая полётность, которой нет ни у кого. Но чтобы его любить по-настоящему, надо быть казахом – по крови или по выбору, это совершенно все равно. Но главное – по любви».

[1] https://magazines.gorky.media/interpoezia/2007/2/antipushkinskaya-10.html