«Писать стихи – становится войной…»
Знающий себе цену, никогда специально не привлекающий к себе внимания, поэт Глеб Михалев незримо для большинства активно присутствует в русской поэзии. Считаное количество публикаций в данном случае не показатель.
Ахматовская формула о «лучших словах в лучшем порядке» особенно актуальна в случае михалевской поэзии. Удивительные прозрачность и чистота слога завораживают. Все вещи называются своими обычными именами, но почему-то у него это получается убедительнее, чем у других.
Когда-то мы начинали вместе в литературном объединении при казанском музее А. Горького, которым руководил Марк Зарецкий. Заседания лито посещали в девяностых практически все казанские поэты, имеющие сегодня известность в России, включая Тимура Алдошина, Алексея Остудина, Анну Русс, Алену Каримову, Наиля Ишмухаметова и др. Уже тогда у Глеба Михалева не было стремления быть услышанным во что бы то ни стало, свойственного многим из нас. Помню, когда он начинал читать стихи, умолкали даже самые болтливые или ничего не понимающие. Все ощущали, что звучит что-то очень настоящее.
Я рада представить впервые в нашем издании поэзию Глеба Михалева.
очень маленькая кухонная поэма
1.
вот чайник маленький лопочет о любви
сковорода ему, уверенная, вторит
на этой кухоньке кого ни назови
все о любви теперь, наивные, гуторят
и кран ворчащий, и картина над столом,
и полка старая, и самый гнутый вертел –
на этой кухоньке, напоенной теплом
все – о любви теперь
и только я – о смерти
2.
там, за окном – Борис и Глеб
и улица дождем умыта
а здесь, на кухне – рис и хлеб
и прочие приметы быта
и если форточку открыть
ворвется в комнаты цветущий
прохладный май. и может быть
проветрит этот дом, где – тучи
где черен чай и черен хлеб
а белый рис и белый сахар
еще теряются во мгле
наполненной полночным страхом…
3.
однажды почувствуешь остро
так, словно под ребрами – нож:
как суп из пакетика – просто
и очень невкусно живешь
а жизнь (хоть сравнениям грубым
ты сопротивлялся всегда)
уходит по фановым трубам
как всякая, впрочем, еда
и хмуришься, высоколобый
от мысли, что это – твой крест:
жить словно лапша из столовой
пока тебя время не съест…
4.
…отыскивая потаенный смысл
в неторопливой чайной церемонии
как ложечкой чаинку ловишь мысль –
«стихи в поэте – косточки в лимоне» и
глядишь, как зайчик солнечный дрожит
придавленный тяжелым подстаканником
и тает жизнь – попробуй удержи –
как струйка пара над кипящим чайником…
5.
вот хлеб и чай
и чайник греется
и лук зеленый на окне
весною всё на всё надеется
а осенью, обычно – не
но если снова зиму прожили
сними уныние с лица
раз на окне рисуешь рожицы
и чай заваривается
6.
во мне однажды кончится завод
и мой матрас меня переживет
и я уйду. и шторы на окне
прощаясь, из окна помашут мне
стакану, умывальнику, игле
пускай легко живется на земле
обидно только – всякая фигня
намного долговечнее меня
биография
1.
снег лежит на подоконнике
и под окнами лежит
за окном гуляют хроники
и чернеют гаражи
светят в небо фары сильные
только бога не видать
мы такие некрасивые –
на словах не передать
2.
в ночи молчи а то придет волчок
втопчи бычок и двери на крючок
пускай они придут из темноты
но ты не выходил из комнаты
горит свеча и капает вода
и темнота – она не навсегда
3.
никого не будет в гамме
кроме доремифасоль
музыка висит над нами
разноцветной полосой
замораживает, тает
опускается ко дну
и в окно себя бросает
в пробежавшую княжну
и готов за эти звуки
даже голову бы с плеч
а чего с ней церемониться
чего ее беречь
4.
и ляжет под яблоню белый, налив
а черный стоит у дверей
у белого сердце и совесть болит
а черный – для рыб и зверей
и больше не знаешь про них ничего
да, собссно, и для чего?
у белого яблоко над головой
а черный давно неживой
5.
холодного лета отчетлив сигнал
споткнулся нелепо и в ящик сыграл
неслышимый голос, высокая честь
дурацкая волость за облаком есть
как славно не зная когда и кому
и солнце до края и ветер в корму
но брякнет звоночек и скажет пора
вот так и кончается эта игра
* * *
сегодня родина в окне
и завтра будет снова
тяжелый век тяжелый снег
тяжелый сок сосновый
уедешь в легкие края
под теплые созвездья
и только родина твоя
останется на месте
пусть страны на краю земли
кружатся мотыльками
и только родина вдали
лежит тяжелым камнем
* * *
пока крепка и таньки наши быстры
и голуби летят над нашей тоже
и счастья нет но мы народ плечистый
весь мир до основанья мы поможем
чтобы потом и вот оно и вот как
и где-то там… но где уж нам, деревня
и счастья нет но есть стакан и водка
и дверь выходит в белые деревья
* * *
кто-то на небесах просеивает муку
я бы испек тебе счастье, но не могу
глянул в банку с мукой, а она – без дна
и бездна на дне ее холодна
смотришь в окно – как из банки на небеса
ты здесь, ты рядом со мною, но где я сам?
смотришь в окно – за окном не видать ни зги
такие вот пироги
когда
1.
когда уже под небом серым
я окажусь не ко двору
я заболею эсэсэсэром
и от него потом помру
не то чтоб месть или расплата
но просто в памяти всплывет
что он родил меня когда-то
и только он меня убьет
2.
когда друзей – по пальцам на одной
зато тревог – куда ни посмотри
писать стихи – становится войной
одна строка считается за три
все грезится прелестный завиток
беспечный ангел в травке луговой
но в результате – короток итог
и горек словно дым пороховой
3.
так жить – отточия оттачивая
и даже не понять когда
вдруг приплывет твоя трехмачтовая
под черным парусом беда
и поплывет твоя мелодия
над чьим-то дружеским плечом
уродливая и юродивая
но – не жалея ни о чем
темно
1.
успеть бы выговориться
пока картошка варится
пока братишка женится
пока киношка тянется
а то вдруг – раз, и дверь закрыл
и не договорил
2.
ты уходишь потихоньку со двора
зонт забрал тебя, как черная дыра
не оглядываясь медленно идешь
и дождь
3.
вся жизнь уместилась на яндекс.фотки
страна улеглась от дивана до книжной полки
тяжелая ветка стучит в окно
не видно в комнате черной кошки
горит экран словно свет в окошке
темно