Парастас

КРИНЫ СЕЛЬНЫЕ

Крины сельные, трава полевая, нынче есть –
завтра брошена в печь, в геенну,
но Ты говоришь: Посмотри,
посмотри, как волнуется нива, поручик.
Видишь ли ты этот ландыш?
Вот, он кивает тебе. Посмотри
на крокусы и анемоны, на маки –
маки в полуденной каменоломне
у Эфраимских ворот,
вдоль дороги в Эмаус, в Дамаск

СМЕРТЬ АВТОРА

– А смерти автора, кстати,
радовались и раньше: один иерей
врал о похоронах Лермонтова:
Вы думаете, все тогда плакали?
Никто не плакал. Все радовались.
– Что нам до поля чудес, жено?
но спит земля в сияньи голубом,
те залитые известью ямы шаламовские,
ученики в Гефсимании (в паузе слышно,
как в детской дребезжат стекла вослед трамваю)
есть, пойми, узкий путь, –
узкий путь, а с виду безделица:
звон каких-нибудь там
серебрёных шпор, когда ни одна звезда,
когда звезды спали с неба, как смоквы,
и небо свилось, как свиток, как тот сударь,
и лишь тахрихим, та холстина в опалинах
(в паузе – отрывок блатного шансона,
проехавший мимо), и подумать только:
какой-то там фотолюбитель,
какой-то Секондо Пиа

СИНДОЛОГИЯ

112 борозд от «бича, наводящего ужас»,
30 точечных ран от терний, округлая рана
между 5-м ребром и 6-м; сукровица, вода
и пыльца, занесенная ветром ночным
из пустыни Негев или с берега Мертвого моря:
Reaumuria hirtella, Zygophyllum dumosum

АНТИФОНЫ

.              – И не забудь, что филолог
по определению, друг – ο jιλος, –
о друзьях же Своих
так говорит божественный Логос,
так Он сказал в одном из апокрифов,
в Одах Соломона: И Я услышал голос их,
и положил в сердце моем веру их,
и запечатлел на главах их имя Мое,
ибо они – свободны, и они – Мои
.             – И не забудь: безначально оно, безначально
и потому бесконечно, таинство как бы игры:
во свете Его невечернем – вечери наши,
и здесь – в свете белой часовни луны:
свете, светящем во тьме над кремнистым путем,
вдоль которого высоковольтная линия
тянется через иссохший Кедрон
.             – И не забудь: открылись глаза
у несмысленных сердцем, но узнанный, Он
стал невидим для них

ЛУНА МЕЛА ГИБСОНА

Фильм о Пасхе Распятья – Passions of the Christ –
снимался зимой: луна над садом Гат-Шеманим
белела над окрестностями Матеры;
не в зелень иерусалимской весны одета была Гефсимания,
но вопрошала, как Иова Иегова: Входил ли ты
в хранилища снега и видел ли сокровищницы града?
Кто проводит протоки для излияния воды
и путь для громоносной молнии, чтобы
шел дождь на землю безлюдную, на пустыню,
где нет человека? И луна над югом Италии
белела, как жертвенный камень в Вефиле

Благословен ты, Господи, Боже наш, Царь вселенной,
мыслил в сердце своем Каиафа (Маттиа Сбраджа),
благословен за плод лозы виноградной
и за хлеб, изведенный тобой из земли,
за горькие травы и эту луну,
под которой что было, то и теперь есть,
и что будет, то уже было,
и Ты воззовешь прошедшее,
истребив сбивающего с пути, совращающего –
да погибнет память его! – людей Твоих Израиля.
– Тридцать, Иуда. На этом сошлись мы

Судный нагрудник с рядами камней, с именами
Рувима и Симеона, Иуды и Левия, Вениамина,
Иосифа и Ефрема, Манассии и Завулона, Гада, Дана
и Неффалима – к ним прикоснулся первосвященник,
произнеся это «мы», пресекая порыв к бегству
экс-казначея (Лука Льонелло):

Не Сам ли Ты, Господи, разве не Сам, –
вопрошает он пламя пасхальных жаровен, –
не Сам ли Ты, Господи, заповедал нам чрез Моисея,
не жалеть и не прикрывать отвращающего от Тебя
народ Твой? А деньги – при чем тут деньги?
Что вы смотрите так, будто все вы здесь первосвященники?
Пальма осанны на каждом из шекелей,
надписанье и храм, который бесчестят

И луна над зимней Италией, светило живых существ,
белела, как чаша Грааля над гротом агонии;
ветка маслины в саду на переднем плане
висела колючей проволокой, и звезды –
стражи святыни, небесное воинство –
звезды спадали с небес, расхаживали по саду:
желтые космы пламени, рубящие синеву –
синеву Караваджо в скандальной ленте
голливудовского австралийца

ИКОНОГРАФИЯ

Север и смерть или просто
солнцестояние вод
в венецианском стекле
полярного круга: Ангелы, Силы –
как по воде расходящийся круг

И золотой сухостой удлиненных фигур
учеников у одра:
так свечи, теснясь на каноне,
гнутся от жара, и видишь сквозь воду
север и смерть, облака или белый хитон

МЕСЯЦ НИСАН

                    Дети, есть ли у вас какая пища?
                                                              Ин. 21, 5

Под водой затекают ключицы
лип, чернеющих в окнах без штор,
одичание в кровли стучится,
и глядишь на оттаявший сор,
как на берег какой: груда рыбы,
кораблец у слепящей воды,
и ветвятся изломы, изгибы
непомерной, казалось, беды.

ПРОГУЛКА СУМАСШЕДШЕГО

На белом поле красный крест
в ночи мелькнет тебе со «скорой»
и станет разуму опорой:
вот поле выявленных мест
и в неизбывном тупике –
пускай не свет еще, но все же
вот крест уже – в низинах дрожи,
в глубинах тьмы, в Его руке.

КАМНИ 29 ИЮНЯ / 12 ИЮЛЯ

А то еще два камня обреченных
на немоту под солнцем посреди
ручья, среди никак не нареченных
времен, текущих вспять, но погляди:
из сих камней, как сказано когда-то,
на камне сем, купаемом в лучах –
вниз головой. Но что ему утрата?
Он видел снег на вспыхнувших плечах!

НА ПУТИ В ГАЛИЛЕЮ

Поэзии единственная речь
и речи глуповатой самарянки.

Белеют башни – их не уберечь,
а ты, вода, чиста после огранки,
забыв на солнцепеке водонос,
над блокпостами Иерусалима,
везде, где небо жатвой занялось,
бежишь, как весть, – легка, необратима.