Осенний вечер

ГОРИЛЛЫ

В дремучих джунглях, посреди болот
Могучий топот – бьются две гориллы,
Обняв друг друга и теряя силы,
На зное выделяя липкий пот.

Немы от злости. Только хрип идет
Из легких, и, шатаясь вправо-влево,
Уставшие и пьяные от гнева,
В тростник гнилой повалятся вот-вот.

Одна с другой сдирает часть лица
И пьет из рваной раны возле брови,
Соперница ж в предчувствии конца,

Ей вырвав челюсть, держит наготове
В руке ее…Но вот два мертвеца
Застыли, рухнув от потери крови.

ЭПИТАФИЯ

Дыханьем осени наполнен лес,
Душа уже прощается со слухом.
Вороны на поля сошли с небес,
Боярышник покрылся красным пухом.

Спит лошадь, стоя посреди тропы,
В теперь ненужной упряжи для плуга,
Дотрагиваясь до сухой травы
Раз в полчаса в глухом молчанье луга.

Я чувствую родство в своей крови
С животным, жмурящимся близоруко.
Сюда сбежал я от своей любви,
Но тут тоска лишь, и печаль, и скука.

* * *
Уснуло лето. И в густой листве,
Где ранее цветы благоухали,
Плоды над садом яблони подняли.
И ветер листья гонит по траве.

Еще их мало, но все больше их.
И множится час от часу их груда.
И солнцу не пробиться из-под спуда
Слоеных туч – чумазых и блажных.

О, одинокость осени! Гроза
Идет от края неба. Тронет руку
Дождем – и ты испытываешь муку:
Слепы от слез печальные глаза.

БАСТИЛИЯ

Шумит, с дрекольем встав наперевес,
Толпа, стократ гневливей урагана,
На улице Святого Антуана.
Стальные косы, как дремучий лес.

С величьем уязвленного титана
Седая башня встала до небес.
Зев амбразуры в облаке исчез
Изрыгнутом палящим неустанно

Орудием. И с зубчатой стены
Посланник машет, но его не слышат.
В одном порыве руки взметены.

Париж, проснувшись, черным гневом дышит.
Защитники уже обречены.
И порохом горячим битва пышет.

МАЙ

Жасминный куст стекает по стене,
Сухой, но по-весеннему пахучий.
Как тряпка, в бело-серой вышине
Дождь надвигается громадной тучей.

А вечер в комнату забросил тень,
Но солнцем, вроде мертвого ребенка,
Еще на горизонте светит день –
Полоской желтой, теплящейся тонко.

ПОСЛЕ ЛЕТА

Летают вороны
И веет метель,
Земле застилая
Для смерти постель.

И странник шагает
В дремучую даль,
Устало скрывая
От ветра печаль.

И, в саван одета,
Недавно жена
Была белой смертью
Вдруг поражена.

Но лето настанет,
И странник в нем вновь
Найдет утешенье,
И мир, и любовь.

ОСЕННИЙ ДЕНЬ

В осенний день я шел один
В промозглой рани.
И призраки немых осин
Зловеще таяли в тумане.

И померещилось мне вдруг:
За камышами,
Где пруд лежал, раздался звук,
Но камыши хоть что-то разглядеть мешали.

Удар весла! И эхом он
Ко мне вернулся –
Веслом от берега Харон,
Должно быть, оттолкнулся.

НОЯБРЬСКИЙ ДЕНЬ

Лишились дерева листвы,
Запущены поля.
Нет ни побегов, ни травы –
Лишь небо и земля.

И шепчет мне густой туман,
Встающий над рекой,
Что, как покойник, бездыхан:
«Ты здесь теперь чужой».

* * *
Спустился вечер, и туман повсюду.
Неясная – не разглядеть лица –
Косящая траву в белесой гуще,
Фигура запоздавшего жнеца.

Наполнен воздух дребезжащим писком:
Над деревом, как унялась заря,
На фоне лунном весело кружатся
Чернеющие три нетопыря.

ЗИМА

Листья, выросшие в мае,
Кружатся, с ветвей слетая.
Голову повесил мак.
Снег летит в осенний мрак.

И походкой гибкой
Шествует уже
Смерть с визжащей скрипкой
По сырой меже.

РУЧЕЙ

В полдень жаркий
Мчится яркий
По большим камням ручей.

Льется вдаль он,
Вьется вдаль он,
Своенравный и ничей.

Но игриво
Он с обрыва,
В темноте вечерней сиз,

В шуме, свисте,
Голосистый,
Рушится на скалы вниз.

ПОДВИЖНИК

Луной в холодной дремлющей ночи
Его лицо струит во тьму лучи,
И ветер волосы сметает, чтоб
Открыть белесый, как сугробы, лоб.

Провалы глаз, как море, глубоки,
И слезы в них набрякшие блестят.
Но губы всем мученьям вопреки
В улыбке на лице его дрожат.

Едва заметно бьется сердце, вновь
И вновь из ран выталкивая кровь,
Но перестанет биться через миг.
И в облике его заметен сдвиг.

Ладонь его сжимается в кулак,
И смерть зовет в объятия — уснуть,
И день померкший наблюдает, как
Он опускает голову на грудь.

Толпа затихла. Мрак накрыл ее.
Солдат, не нанося уже вреда,
Вонзил страдальцу под ребро копье,
Но вместо крови вытекла вода.

Толпа устала петь ему хулу,
Ведь ночь средь дня накрыла мертвеца,
И льется свет, расталкивая мглу,
Во все концы от мертвого лица.

ОСЕННИЙ ВЕЧЕР

Далекие и тусклые поля,
Вдали зелено-желтая земля –
Там с рапсом плотно замешалась озимь,
И вереск в красном платье бьется оземь.

Телега по дороге держит путь,
Возница голову склонил на грудь
И дремлет. О борта гремит посуда:
Внутри кастрюли – дерево, полуда…

Телега проезжает по мосту,
За поворот въезжает – в пустоту,
Гремит и растворяется в итоге,
И ты один остался на дороге.

А ветер листья гонит с тополей,
Замерзших посреди пустых полей,
И листья с верхом наполняют, ржавы,
Гнилые придорожные канавы.

Два листика по луже понеслись,
Не в силах от воды умчаться ввысь,
Плывут двумя баржами на просторе
Вперегонки в вечернем тихом море.

Когда-нибудь вот так же ты, и он,
И я в венках из маков в Ахерон
Вдруг попадем. И поплывем безвольно,
Нас убаюкают густые волны.

Плывущие бок о бок в аккурат,
Родного брата не узнает брат,
Любовница, рождая возбужденье,
Останется все ж за стеной забвенья.

А может, ты останешься один,
Колеблясь вроде рваных паутин,
Истаешь на ветру неуследимо,
Как тень от дыма или запах дыма.

Перевод с немецкого Константина Матросова