Новые стихи

ДВЕ МИНИАТЮРЫ

1.

…И ран не доверять покровам,
и расшибаться всё больней,
чтоб, наконец, зацвёл багровым
мой сокровенный сад камней.

И в этой чаще одичавшей,
где каждый листик – кровосток,
неупиваемою чашей –
редчайший каменный цветок.

2.

…И где луга пролегали встарь,
леса стояли – простёрся лёд.
Что было мёд, то теперь – янтарь, –
столетний окаменелый мёд.

Лишь снег летящий, слепящий свет
и блики золота – налету.
И только чей-то случайный след
впечатан в вечную мерзлоту.

* * *
Что Герда – седому Каю –
остуды его года –
прощаю и выкликаю
глядящих из-подо льда.

Какое тут сердце сыто
свободой своей чумной?
Во льду нелюбви Коцита
теплее ли, чем со мной?..

* * *
Этот лист не летит – оторвётся и падает оземь.
И уже тяжело эту ношу держать на весу.
Отлетает моя торопливая тёплая осень.
Я стою, как осина в опавшем осеннем лесу.
……………………………………………….……………….
……………………………………………….……………….
И не надо уже выживать и казаться хорошей,
и смотреть в темноту со смятеньем юродивых дев.
Хорошо в наготе терпеливо стоять под порошей,
к высоте января деревянные руки воздев.

* * *
А зима подойдёт – ощутишь холода поясницей:
изнутри забирает и студит и выдох, и вдох.
Выбирая ручных, зимовать остаёшься с синицей.
Да и кто ещё выживет, высвищет с этих-то крох.

А и сам, как синица, всё так же легко приручаем, –
и с ладони берёшь, а привычно бросают на снег.
Не ходи далеко – можно стариться, сидя за чаем,
созерцая зеро, в никуда замышляя побег.

* * *
Земля – к земле, и выход предрешён:
что там пигмеи – пали исполины.
А всё ж машина вывернет ковшом
разрозненные кости в комьях глины.

Раздавит череп, сплющит черепки
(так не могилы – кладбища пустели).
И неужели, смерти вопреки,
душа воскреснет в том же самом теле…

* * *
                                                    И.О.

Вокзалы, кладбища, перроны, заставы, –
прощаешься и поминаешь.
Ты всё ещё сам провожаешь составы
и землю в горсти разминаешь.

Живя в этих проводах, ты уцелеешь –
равно поезда или дроги.
Чужого покойника в лоб поцелуешь
и скажешь: счастливой дороги.

И здесь друг от друга – по праву печали –
не так уже все далеко мы.
Ты знаешь – он не передёрнет плечами,
не скажет: мы разве знакомы?..

* * *
О, ближние и дальние, что спят
с морокой – прокормиться и одеться,
мир скорбен оттого, что Бог распят! –
но мне от мира никуда не деться, –

просить, прибрав седеющую прядь:
под ношей и под старостью не сгорби.
И верить в Бога, но – не доверять,
в себе самой приумножая скорби.

Болеть от невозможности отдать,
от выбора иного тех немногих,
и узнавать больную благодать,
сходящую, порой, на одиноких.

И понимать среди могильных плит,
что горизонт измученно алеет
не потому, что у меня болит,
а потому, что Он за нас болеет.

И всё же суету в себя впускать,
как женщине отведено от века.
И снова утешения искать
не так, не там – всё здесь, у человека.