* * *
Нашелся тут забытый змеевик,
аптечный камушек любви и скарлатины.
На сотню радостей – одна досталась нам.
И я тебе (ты хочешь?) подарю
еще одно смешное предсказанье,
не хочешь – не бери, оставь другим,
они не спросят с долгой лихорадки
ни правды, ни любви. Не проведешь:
разрыв и встреча каждой опечатки
нам обещают, что спадет жара
и жизнь опять вернется нашим жизням.
Пройдет, пропляшет. Больно? Ничего.
Утрата не больней и не опасней
твоих еще не сбывшихся утрат.

На сотню превращений обернешься,
а нет меня, и зеркала здесь нет.
Саднит, но что? – названия не помнишь;
ни рассказать, ни передать другим,
и слава Богу, пусть их, пусть не плачут.
Нет яростных объятий на потом –
последняя причуда перед встречей.

* * *
Синева, потеря, земля мала;
свирепел, смеялся, жужжал и пел.
Болевой порог, я шагнул, а там
череп мой рассыпался в школьный мел.

Невеселый школьник, я тоже – был,
мел стирался в пыль о квадрат доски.
Вспоминал и плакал, устал, простыл.
Мела полон рот, и – конец строки.

* * *

Помимо имени собственного, ивритское יעקב [Йаако́в] является глаголом в форме будущего времени третьего лица мужского рода и переводится как «(он) будет следовать, последует».
                                                                   Статья «Иаков», Википедия

Эй, водитель автобуса – владыка дорог израильских, любимец Иакова, правнук всех колен, я ведь нажала на кнопку, чтобы Ты остановился на следующей остановке! Ты проезжаешь мимо из упрямства и вредности или просто кнопка не работает? «К чему столько вопросов, ящерка моя, златовласочка» – Ты улыбаешься.

Покажись, отодвинь загородку из затемненного стекла. Мне почти не страшно Тебя увидеть, добрый вредный водитель отобуса (אוטובוס).
Ослепнуть я, конечно, боюсь, но любопытство мое сильнее страха.
Задорное любопытство детворы (быть бы мне детворой земной, морской, только не небесной, я боюсь ангельского холода, не хочу я его), вот что движет мои солнце и светила, вот почему желаю и почему жива (חי).

Слова, да все не те, черт меня побери, лопни моя селезенка! У нас нет для Тебя глагола, Братец Кролик мой, Братец Лис, братец мой Иероним-Франциск.

«Господи, что ты за человек!» – говорил до меня другой. Повторяю за ним, потому что и правда: ну что Ты за אדם (адам), хоспади?!

Где другие Твои неуклюжие дети, אלוהים (элоhим)?

Продолжаю задавать много вопросов. Терпи.

* * *

Синдром сухого глаза – состояние, которое сопровождается ощущением раздражения и сухости глазной поверхности, возникает на фоне снижения слезопродукции либо слишком быстрого испарения слезы.
                                                               С какого-то медицинского сайта

Вот она – скорбь. Мне слышатся в ней: скарабей, корабль, карабкаться, но прежде всего – Пенелопа.

Пенелопа и Одиссей, я бы сделала вас своими богами, но не хочу никому поклоняться, вжимать голову в плечи, отказываться от свободной воли. Нет, все во мне говорит против идола. Вы не алтарь, вы моя память, мои прошлое, настоящее и, вероятно, будущее.

Скорбь твоя, Пенелопа, скорбь твоя, Одиссей!

Я восставала против нее, десять месяцев провела в борьбе. А потом мне начали сниться дождь и морозный воздух, и я успокоилась: она не уйдет. Прямо сейчас она учит меня новым словам, раскрывает мне глаза. Янтарь, древняя печаль. Больше она не страшна. Потому что

скорбь – твоя, Οδυσσέας, скорбь – твоя, Πηνελόπη.

Почти год я живу рядом с пустыней, и глаза мои, скорбью раскрытые, сохнут. На моих раздраженных зрачках высекли 613 заповедей за то, что я не прочитала их до конца и не захотела им следовать, так как:

6 Шмот 20:4 Не служить идолам любыми путями

26 Дв. 18:20 Не пророчествовать от имени идола

27 Дв. 18:20 Не лжепророчествовать

Я не поклоняюсь и не пророчествую, я люблю, и слежу за движением твоих уставших рук, Пенелопа. Может, на самом деле из-за этого и сохнут мои глаза: я не могу оторвать взгляда от пальцев, распускающих сотканное.