Конец карнавала

КОЛЕСО ОБОЗРЕНИЯ

В нью-йоркском районе Кони-Айленд штормит нечасто, однако осенью 2006 года, после очередного урагана, которые принято называть женскими именами (хотя нежности в них мало и они с разрушительной силой набрасываются на Флориду несколько раз в году), какая-то из природных феминисток добралась и до Нью-Йорка.

Всю ночь дул сильный ветер, и вдоль улиц летали остатки неубранного мусора: газеты, пластик. С утра полил дождь, и потоки воды заливали улицы и дома.

Я пришел на Кони-Айленд с единственной целью – поглядеть на океан и пляжи. По телевидению передавали, что штормит, и показывали, как огромные для этих мест волны серыми валами накатываются на берег. Наверное, только в это время и в такую погоду выпадает уникальная возможность увидеть Кони-Айленд без пляжников или просто отдыхающих, ибо какой ненормальный забредет сюда в такой шторм.

Доехав на метро до последней остановки перед океаном, я перешел улицу и площадку с аттракционами.

Хлестал дождь. Ветер менял направление, и зонт оказался бесполезным, так что, пройдя под этим шквальным ливнем несколько десятков метров, я промок до нитки. К тому же его постоянно вырывало из рук, а перед самым пляжем задул ветер такой силы, что спицы зонта просто выломало, и мне не оставалось ничего другого, как выбросить его в ближайший мусорный бак.

На берегу мокли чайки.

Они почему-то посерели, приобретя расцветку мокрого песка. А океан гремел валунами волн, которые воинственно катились к берегу, с грохотом нападая на него, и откатывались назад, чтобы снова продолжить свою сизифову работу. На нескольких скамейках спали бомжи, укрывшись с головой спальными мешками. На них не действовали ни дождь, ни шторм, ни холод.

Повсюду было пусто.

Когда поезд метро линии «Q» поворачивает в направлении Манхеттена со станции Кони-Айленд, на какое-то мгновение открывается интересная панорама: целый городок кони-айлендских аттракционов. Сумерки, опускаясь на Кони-Айленд, расцвечивают огнями аттракционы; вращается колесо чудес, а с ним – огромное колесо жизни и развлечений.

Пол Мазурски снял фильм по роману Исаака Башевиса Зингера «Враги», действие которого разворачивается в 1949 году. Именно тогда происходил великий исход из Европы в Америку тех, кто пережил Вторую мировую войну, ужас немецкой оккупации, советских освободителей, холокост, лагеря для перемещенных лиц и т.п.

Зингер описывает еврейский Кони-Айленд и еврейскую историю в Америке. Я читал его роман, как путеводитель для этих мест (с поправкой на несколько десятилетий, поскольку многое изменилось, многое перестроено, а кое-какие здания и вовсе исчезли). Понятно, что аттракционы тоже изменились, но Мазурски, снимая здесь, на Кони-Айленд, свой фильм, в одном из эпизодов показывает это огромное колесо, под которым стоят двое: герой фильма Герман Бродер и его нынешняя жена Ядвига, которая спасла ему жизнь.

Колесо, как пропеллер, мелькает огнями, методично перемалывая время и людей в нем.

Не знаю, кто из американцев, но двое европейцев – Лорка в стихотворении «Сумерки на Кони-Айленд» и Зингер в романе «Враги» – зафиксировали это место, соответственно в 1930-х и в 1940-х годах. У Лорки это – поэтическая иллюзия, а у Зингера – тщательно выписанная топография, в которой ходят реальными улицами, живут в дешевых квартирах, сидят в кафе и просто живут герои его романа.

Зимой Кони-Айленд замирает. Надевают чехлы и закрываются разнообразные аттракционы. Всю зиму, до самой весны, отсвечивают металлическими ребрами колесо чудес и американские горки. Стихает музыка и радостные возгласы детей и взрослых. Пустеет деревянный прогулочный бульвар; лишь редкие одинокие фигуры пешеходов встречаются на нем. С океана приходят дождь, туман, резкий соленый ветер; закрываются кофейни и ресторанчики, которые летом расставляют на открытом воздухе свои столики и кресла. Все замирает, чтобы возродиться весной.

Кони-айлендский цикл жизни поделен на эти два периода.

Колесо чудес поскрипывает своими металлическими костями, раскачиваются кабины, ветер набирает силу – кутаешься в куртку и надвигаешь поглубже кепку с накладными клапанами.

Желтый пляжный песок почернел, одинокие чайки проносятся над пляжем или сидят на пустых скамейках и покрикивают.

Праздник закончился. Закрываются кабинки, опускаются металлические жалюзи, закрываются на замки решетки и двери. Еще можно пройтись между каруселями с лошадками, слонами, медведями и жирафами, на которых сидели дети и взрослые и где еще несколько недель назад бурлила карнавальная жизнь.

Городок развлечений пустеет, все его покинули, и только один приятель – океан – всегда рядом.

Всё.

Конец карнавалу.

Прибрежная линия светится огнями, какие-то корабли неспешно направляются в нью-йоркский порт, серое осеннее небо и серый океан переливают серость друг в друга, словно сообщающиеся сосуды.

Летом, когда сезон аттракционов в самом разгаре, а поезда метро привозят всё новых и новых любителей развлечений, пляжей и купаний в океане, когда отовсюду гремит музыка, из мегафонов звучат приглашения принять участие в розыгрыше призов, в толпах бродят продавцы мороженого, шипят и дымят жаровни со всевозможными гамбургерами, кукурузой и прочими деликатесами, а на пляже лежат тысячи тел – все это наполнено гулом жизни со всевозможными запахами (вполне возможно, что сюда приехал бы Зюскинд), – но с приходом первых холодов все мгновенно меняется. Осенняя погода невидимой рукой срывает этот пейзаж и бросает, как пустую бутылку из-под «Кока-колы», в металлический мусорный бак на кони-айлендском пляже.

Перестроенная станция метро «Стилвел авеню» обклеена фотографиями о ее истории и истории городка аттракционов: здесь можно увидеть старинных посетителей из минувших эпох в старомодных одеждах, мужчин в шляпах, мороженое в вафельных стаканчиках, газированную воду, рекламных дев 1940–50-х годов в купальниках, которые, в отличие от современных, прикрывают бóльшую часть тела.

Конечно же, этими кони-айлендскими улицами ходил Зингер (а потом, в 1949 году, – герой его романа «Враги» Герман Бродер), поскольку сам писатель жил там с 1935 по 1940 год, до самого переезда в Манхеттен. Собственно, Зингер жил на Си-Гейт, и тогда, и сегодня населенном преимущественно евреями.

Восточноевропейский Нью-Йорк, или Бруклин, в литературе представлен так, как его видели евреи, может, иногда поляки, но не украинцы, хотя и украинские писатели в свое время здесь жили, в Бруклине и Манхеттене. Точнее будет сказать, что случайные упоминания этих мест и их топография встречаются и в украинских текстах, но это не создает украинского Нью-Йорка.

ШАБАТ

В пятницу, когда сирена, пронзительно завывая, оповещает о приходе Субботы (которая на иврит звучит «Шабáт»), всякая жизнь в Бруклинском районе Боро-парк практически останавливается: закрываются до воскресенья магазины на 13-й авеню, весь район пустеет и замирает – не только хасиды, но и украинцы, поляки и мексиканцы, которые здесь работают, тоже вынуждены праздновать Субботу. Правда, хасиды и гои (неевреи) празднуют по-разному.

Хасиды одеваются в черные шелковые халаты, белые чулки, на них талес, на головах круглые широкие меховые шапки – это мужчины; женщины – в праздничных париках и, как правило, в длинных темных платьях, подростки и детвора – в черных штанах и белых сорочках. Девушки также в темных, длинных платьях. На улицах, где живут приверженцы хасидизма, все спешат, быстро обходя друг друга: они идут в синагоги. Домá празднично убраны, в больших комнатах на столах накрыты серебряные приборы, стоят бокалы для вина, горят свечи. Согласно ритуалу, нельзя дотрагиваться до определенных предметов на протяжении всей Субботы – поэтому все приготавливается заранее. Праздничную процедуру сопровождают молитвы и песни в синагогах, а потом – дома.

Гои празднуют по-другому: для них это – заслуженный выходной, во время которого можно расслабиться. Они образуют очереди в магазинах, закупая продукты на выходные. Владельцы алкогольных магазинов тоже довольны – лучших покупателей не найти. И все вместе – бородатые и пейсатые хасиды и гои – фланируют по одним и тем же полупустым улицам.

У каждого свой праздник.

Это повторяется каждую субботу из года в год, столетиями…

Точно так же было несколько столетий назад в маленьких местечках Речи Посполитой, откуда хасиды перебрались в Америку.

Хасидов более всего в Боро-парке, хотя их анклавы имеются и в других нью-йоркских районах – Вильямсбурге и Ривердейле; о принадлежности к различным ветвям хасидизма свидетельствует их одежда и прически: одни носят шляпы, костюмы и белые сорочки, другие, кроме всего, еще и полотняные плащи и талесы. В Боро-парке распущенные и раскрученные пейсы разной длины, когда же хасиды выбираются в Манхеттен, то заправляют их за уши – видимо, чтобы не вызывать у гоев неодобрительные взгляды.

Синагоги и ешивы здесь на каждом шагу, и всегда можно увидеть хасида с книжкой в руке – и на улице, и в вагоне метро, и где угодно.

Общаются они на трех языках: английском, идиш и иврите.

                                                                                                  Перевод с украинского Эдуарда Хвиловского
                                                                                                  Редакция текста Елены Ариан