Запоминай, сверяй и различай

СААРЕМАА

Перестала говорить, как есть, говорю, как нету,
Научилась есть жимолость, отводить глаза, отвечать небрежно
На вопрос – вопросом, в руке поверчивая предметы,
Вроде мятой обертки, карандаша, сигареты.
Между тем, кто бы мог подумать, настало лето,
И оно почти что, как прежде – совсем безбрежно.

Перестала говорить, как есть, говорю, как надо,
Но от этого лета, от гари, от слова «хвоя»,
От тягучих спаренных гласных, розовых сосен над головою,
На тропинке белесых камушков под ногою,
Переката их, осторожного их стаккато,
Вдруг становишься, как когда-то – почти что самим собою.

Вот теперь и учиться бы заново, понемногу
Широко раскрывая рот, рыбоподобно, немо,
Раздувая жабры, что мехи, выпрыгивая в небо,
(– С-а-а-р-е-м-а-а, – беззвучно крича, – С-а-а-р-е-м-а-а!)
Говорить, как есть, т.е. сам с собой попадая в ногу.

* * *
Запоминай, сверяй и различай:
Вот мы с тобой, два путника несмелых,
Из городских безрадостных пределов
Какими-то судьбами в этот рай
Попавшие. Вот, в час по чайной ложке,
Улиточьи выпрастываем рожки.

Здесь властвуют тимьян и розмарин.
В бокале – листик изумрудной мяты.
Ты здесь один и никогда – один;
Здесь все такою щедростью объято,
И жизнь к тебе развернута лицом,
Будь ты скупцом, глупцом иль мудрецом.

Чуть вздрогнув, солнце в глубине двора
Здесь расправляет радужный закрылок;
Здесь у лужайки к десяти утра
Так трогательно выстрижен затылок,

Как мальчика в футболке голубой
Всклокоченная теплая макушка:
В траве повсюду – пестрые игрушки,
И льется песенка сама собой.

Он на ступеньках, выходящих в сад,
Сидит и держит перочинный ножик…
Ах, не сердись, который раз подряд
Приметив след от загорелых ножек,
Тропинку протоптавших в этот раз
К подвальной двери, где кошачий лаз.

Здесь черен дрозд, гордец неукротимый.
Здесь царствует такая простота!
Как солнца всплеск, как бликов маета –
Здесь счастье осязаемо и зримо.
И слышится в неловкой детской гамме
То Шуберт на воде, то Моцарт в птичьем гаме…

* * *
О чем писать? О лете, и о том,
Как нам с террасы в дом нельзя входить без тапок.
Вот дуб в лесу, вот кот на дубе том,
Вот на террасе в солнечный бетон
Впечатались навек следы кошачьих лапок.

О том писать, как разомлевший сад
Легчайшим был с утра и тяжелел к полудню,
Как черный шмель который раз подряд
Сердился, и гудел, и подавал назад,
Описывая круг, медлительный и трудный.

О том, что мы не виделись давно,
И то, что это так, видней всего по детям,
Как бился шмель в закрытое окно:
Не так ли бьемся, лишь запутывая сети,
И мы на протяженье многих лет?

О розовом кусте и вкруг него тропинке,
О том, как здесь орех и бересклет
Живут бок о бок; как, почуявший обед,
Кот улыбается и выгибает спинку.

И, лишь вчера так жалко бившееся о
Бессмысленный излом пустых ночных кварталов,
Здесь Слово, обретя заветное тепло,
Новорожденной бабочкой легло
У самых ног моих и крылья распростало.

И ждет доверчиво, блаженно и устало,
Пока окрепнет влажное крыло.