За край листа

* * *
Вышел и тут же вошел в себя
И обнаружил чудо:
Поздняя гостья – бабочка сентября –
Бабочка ниоткуда.

Раньше входил – и не было ничего.
Ни души, ни даже
Следов присутствия себя самого.
Она же

Возникла из пустоты одной –
осторожной нотой.
И то, что стало потом со мной,
Было ее работой.

Стало как не было никогда
И не будет прежним.
Старый Крым, живая его вода
В спасительном обережье.

* * *
Есть правду алую с куста –
Горчинку волчьих ягод.
И заступать за край листа
С пастушьей сумкой тягот.

Пусть клевер с заячьей губой
Четырехлистник прячет.
Я жизнь свою несу с собой,
А прошлое – тем паче.

Мой свет сквозь ветви зеленей
С морковным вкусом сныти.
Растет стихийно сад камней
И просит: соберите.

* * *
Кому еще ты нужен с потрохами,
Давлением, истерикой, стихами?
Выходишь в мир, пожалуй, сделать вид,
Что всё в порядке, сердце не болит.

Но сколиоз, колено, катаракта…
Два приступа с симптомами инфаркта.
С простудой безобидной на губе…
Ты носишь жизнь в себе и смерть в себе.

Потешишь самолюбие стишком –
Карась чудной с распоротым брюшком.

Но если смерть – подобие начала
В рыбацкой сети, в лодке у причала,
На кухонном разделочном столе
Под винным соусом с картошкою в золе,

Пусть женщина, поранившая руку,
В рецепт добавит и муку, и муку,
Земную соль, огонь, опасность стали.
И все, что вы друг другу обещали.

* * *
На заборе кружево дикого винограда,
На окне занавеска гармошкой складок.
Умершим тоже бывает надо,
Чтобы в доме поддерживался порядок.

Пусть без них засыпает пчела в бутоне,
Пачка писем с бабочкой из веревки.
Люди – прохожие в этом притихшем доме,
Оттого движения их неловки.

На окне герани цветы живые –
Лепестки багровее зерен граната.
А над кровлей везут гужевые
Облака небесных жильцов куда-то.