За Черной рекой
№ 2 2024
ПЕРВОЕ ПИСЬМО
До того, как случилось Сотрясение, я жила с мужем в поселке Махаловка в пятиэтажной хрущевке на берегу Черной реки. Недавно я возвращалась домой из недельной командировки. Был четверг, около десяти часов утра. Обычно в это время муж сидит в офисе, но иногда работает дистанционно. И если в этот день он остался дома, не исключено, что он сейчас где-то рядам.
Сотрясение произошло внезапно, в тот момент, когда я поднималась на третий этаж своего подъезда. Стены задрожали, дом перевернулся и ушел под воду. Он погружался все глубже, я начала задыхаться, но в этот самый момент водный поток превратился в воздушный, и я понеслась по всасывающему меня длинному тоннелю, крепко вцепившись в ручки своей дорожной сумки. Очнулась, когда вокруг послышались голоса, покашливания и топот.
Я оказалась в той же пятиэтажной хрущевке, но со значительными изменениями, словно кто-то нарисовал карикатуру на мой прежний мир, и картинка вдруг ожила. Дом был перевернут вверх тормашками, рухнувшая мебель громоздилась по углам, ковры и подушки смятыми грудами лежали под ногами. Надо мной стояла уборщица, тыкала в меня шваброй и переговаривалась с кем-то из соседней комнаты. Из их шепелявого разговора я поняла, что меня и еще нескольких человек занесло в параллельную реальность. Они говорили о том, что наш дом энергетически связан с их домом, и в один момент две реальности сошлись в одной точке.
Местные называли себя джодами. Они бродили из комнаты в комнату, перешептывались и, кажется, не понимали, что делать дальше. Эти джоды – очень странные существа. Мне они казались уродцами, но судя по их реакции на мою внешность, я на них производила такое же впечатление. Все они невысокого роста, чуть ниже моего плеча, рассеянные и вальяжные. Их язык очень похож на наш, только они коверкают произношение: «ф» у них зачастую звучит как «ш», и наоборот. Слово «шарф» они произнесли бы как «фарш». А Луну они называют Нуной. Некоторые слова и вовсе не совпадают с нашими. К примеру, кошек они называют псыжами. К слову сказать, кошки здесь тоже мельче наших, глаза у них ртутного цвета и близко посажены. А вдоль всего хребта от шеи до хвоста тянется ровный хохолок, окрашенный смесью ярких цветов – малинового, фиолетового и бирюзового – словно им сделали мелирование в салоне красоты. Все здесь для нашего глаза как-то искривлено и комично. Кажется, ты пришел в комнату смеха и шагнул в кривое зазеркалье.
Меня они называют репатрией. Мое настоящее имя их не интересует, да и вообще мое присутствие, похоже, раздражает. Как только случилось Сотрясение, они получили указ от Главы Правительства потесниться и расселить всех ввалившихся репатриев в своих комнатах. Вполне естественно, что это уплотнение не вызывало у джодов никаких добрых чувств.
Первое время я ходила из комнаты в комнату, пытаясь найти хоть кого-нибудь из земляков и расспросить о муже. Он тяжелее меня переносит одиночество, и я представляла, как бы он страдал, окажись вдали от дома среди странных недоброжелательных существ.
Когда прошел первый шок, я, чтобы чем-то себя занять, стала разбирать завалы мебели и прочей домашней утвари. Пыталась растормошить джодов и организовать что-то вроде субботника, но они лишь хмыкали себе под нос и разбегались от меня врассыпную.
Их образ жизни сильно отличается от нашего. Как таковых квартир у них нет, все сидят по разным комнатам на перевернутых тумбочках или стульях и дни напролет грызут сухие горошины разных цветов. Это их единственная пища. Особое удовольствие они находят в том, чтобы положить горошину на ладонь, вытянуть руку как можно дальше и забросить шарик в открытый рот. Спать они никогда не ложатся. Сидят иногда с открытыми глазами уставившись в одну точку и строят разные гримасы, будто видят что-то удивительное.
Встречаются среди них и творческие личности. Меня на полдня подселили к одному Музыканту с длинной бородой и светящимися лампочками на деревянной шляпе. Он пытался приобщить меня к местной музыке – вставлял наушники и нажимал кнопку синего чемоданчика, но я слышала только тишину. Он сказал, что у меня нет слуха, и потерял интерес к общению. А когда Уборщица повела меня в другую комнату, попросил больше никого к нему не подселять.
Уборщица – это суетливая маленькая женщина с тонкими ножками и низко посаженным тазом. У нее короткие рыжеватые, похожие на проволоку волосы и вечно улыбающийся рот. Этот рот и ввел меня в заблуждение. Сначала я подумала, что наконец встретила хоть кого-то приветливого, попыталась завести с ней дружбу, но потом оказалось, что это всего лишь анатомическая особенность. Рот в форме перевернутой подковы был грубо прорезан на ее лице и никогда не менял своего положения. Уборщицей я ее назвала, потому что она не сидела на месте в отличие от большинства джодов, а ходила из комнаты в комнату с ведром и шваброй. При этом я не видела, чтобы она мыла или убирала.
А вчера меня на целый день подселили к писателю Фантасту, надменному джоду в огромных затемненных очках. Он выглядел умнее других, и я попросила отвести меня к Главе Правительства, чтобы обсудить создавшееся положение. Оказалось, что Правительство сидит на другом берегу и его никто никогда не видел. Известно лишь, что оно состоит из одного джода, занимающего разные посты и пишущего указы и постановления раз в две недели. Вести о новых указах приносят два секретаря – Иу и Эо. Они подходят к берегу реки и выкрикивают текст постановления, а эхо приносит вести на этот берег.
Писатель показал мне свои книги с чудаковатыми зверюшками на ярких обложках. Я полистала. Внутри, кроме крючков, похожих на идущих друг за другом гусей, ничего не было. «О чем вы пишете?» – спросила я. «Как и все, ни о чем», – ответил он. Потом, чтобы скоротать время, я рассказала ему о жизни наших литераторов – о творческих вечерах, фестивалях, конкурсах и премиях. Он так хохотал, что чуть не свалился с перевернутого стола. В этот момент я и украла из его ящика несколько клочков бумаги и карандаш.
Люди Земли! Сегодня я набила камнями герметичную алюминиевую капсулу из-под раминальной воды, сверху положила это письмо, закрыла и зашвырнула в реку. Если вы его читаете, значит мой план сработал, и капсула прошла через пространственный коридор.
Меня зовут Страхова Светлана Борисовна. Я жила в квартире № 10 той самой злосчастной хрущевки, провалившейся в Черную реку. Если мой муж, Страхов Максим Евгеньевич, остался на работе и не провалился вместе со мной в черную дыру, передайте ему, что я жива и здорова, научилась забрасывать в рот горошины и спать с открытыми глазами. И еще скажите, что я сделаю все возможное, чтобы вернуться домой. Попробуйте мне написать и отправить письмо аналогичным способом.
Все. Место заканчивается. Буду каждый день сидеть на берегу с десяти до двенадцати и ждать ответа.
ВТОРОЕ ПИСЬМО
Здравствуйте, Нина Владимировна! Какая удача, что вы оказались любопытным человеком и открыли капсулу, выброшенную на берег! И да здравствует лабрадор Лаки, который любит гулять возле реки. Когда я прочитала ваше письмо, так обрадовалась, что взяла инвентарь у нашей Уборщицы и бегала из комнаты в комнату, грохоча пустым ведром. Теперь я совершенно спокойна за мужа, он дома, цел, невредим и ждет моего возвращения. А вот Феклисту Филимоновну со второго этажа я видела стоящей на балконе перед самым Сотрясением. Если она здесь, я джодам не завидую, скоро она выстроит их в шеренги и заставит ходить строем.
Если вам понравился мой рассказ о здешней жизни, буду писать об этом больше. Одежда у джодов, как и многое другое, вывернута наизнанку. Весь свой гардероб они носят швами наружу. Если у джода есть добротное пальто, он обязательно наденет его кашемиром вниз, а подкладкой вверх. Думаю, это как-то связано с их менталитетом. Они считают, что производить впечатление на окружающих – смешно и неэтично. Пусть окружающие видят швы, затертости и вывернутые карманы, а внутреннему зрению представляются аккуратные и добротные поверхности. С зеркалами та же история – у всех они висят обратной стороной наружу. Прихорашиваться здесь считается дурным тоном, все джоды ходят лохматыми. Не пойму только, зачем вообще вешать на стену перевернутые зеркала, если можно просто обходиться без них. Но поди разбери, что в головах у этих чудаков.
К политике у них тоже своеобразное отношение. Если у нас многие не прочь стать президентом, министром или народным депутатом, то здесь, напротив, никто не хочет возглавлять Правительство. Выборы проводятся каждый год, и все голосуют за действующего Главу – боятся, что в случае его провала выдвинут кого-нибудь из них. Социальный успех для джода – это возможность дни напролет сидеть на перевернутом стуле и жевать горох. То есть успешны тут все, кроме Главы Правительства, которого никто никогда не видел.
Кстати, два дня назад Иу и Эо прокричали Указ о репатриях. Всем попавшим сюда из параллельного мира теперь разрешено покидать пределы комнат и прогуливаться по окрестностям в любом направлении, но не дальше пяти тысяч шагов от дома. За Черную реку ходить запрещено. Но здесь никто не ходит за реку, так что никакой дискриминации.
На следующий же день я прошлась в левую сторону вдоль реки и наткнулась на фельдшерский пункт. Я постучала, вошла и увидела Фельдшера. Он сидел за перевернутым столом и выписывал рецепты. На голове у него вместо колпака – алюминиевая кастрюля, нос похож на стекающую каплю, на носу – миниатюрное пенсне, и глазки за ним махонькие, как точки. Он спросил, на что я жалуюсь. Я ответила – на жизнь. Он хмыкнул себе под нос, взял бланк рецепта и сказал: «Наверное, вы давно не болели, какую болезнь вам прописать?» Потом мы разговаривали больше часа, и я узнала много интересного. К болезням они относятся как к некой постоянной величине, которая может переходить от одного к другому, по сути, не меняясь. Есть Указ, регламентирующий заболевания. Каждый обязан раз в полгода взять на себя какую-нибудь хворь и дней через десять-пятнадцать передать другому. У стариков льготы, они, как более слабые, болеют меньше и легче, а молодые и выносливые берут на себя более тяжелые заболевания. Когда время болезни истекает, Фельдшер выписывает рецепт с магическим заговором следующему, и болезнь переходит к нему. Заговор выглядит так: «Уйди болезнь из-под кожи такого-то джода и поселись на время ко мне под кожу». Повторить нужно три раза ровно в полночь, подойдя к открытой форточке.
У нескольких джодов как раз подходил к концу срок заболевания, и Фельдшер предложил мне на выбор три болезни. Я остановилась на степной хилорадке – по симптомам она похожа на грипп. Фельдшер выписал мне рецепт с заговором, так что в ближайшие дней десять не смогу выходить на связь, буду валяться в подушках и усердно болеть. Еще я попросила у него несколько листов бумаги. Он согласился дать мне сколько угодно бланков, если я соглашусь взять на себя самую тяжелую форму, джоды ее не любят и поэтому острую хилорадку трудно пристроить. Я согласилась. Куда деваться, эти письма моя единственная отрада.
Нина Владимировна, вы просили выслать местную еду. Я положила с письмом три горошины – желтую, зеленую и красную. Если сразу не найдете, внимательно осмотрите капсулу, возможно, они затерялись между камней.
ТРЕТЬЕ ПИСЬМО
Здравствуйте, Нина Владимировна. Спасибо, за беспокойство, мне уже гораздо легче. Полторы недели я пролежала в забытьи: меня то знобило, то бросало в жар. Ночами снились странные сны. Однажды мне явился длинный мерцающий гражданин с зонтом и в пупырчатой шляпе. Я так кричала, что прибежала Уборщица и стала бить меня ведром по голове. Все-таки степная хилорадка переносится тяжелее гриппа, к тому же мне досталось еще и осложнение. Но все позади. Фельдшер выписал рецепт, и болезнь перебралась к другому.
А вчера джоды праздновали весеннее Сошествие Хаала. Это такой ежеквартальный религиозный праздник. Еще есть летнее, осеннее и зимнее Сошествие. Праздник заключается в следующем. Сначала все бегают из комнаты в комнату и собирают подушки и матрасы. Потом сбрасывают все это добро с балконов пятого этажа и прыгают вниз головой, привязав свои лодыжки длинной бельевой веревкой к балконам.
Я боялась, что они расшибутся, но оказалось, гравитация здесь работает по-другому, и привязывают они себя не для того, чтобы обезопасить падение, а затем, чтобы ветер не унес их далеко от дома. Сначала они как гелиевые шары парили на уровне крыши, потом стали шумно выпускать воздух из легких и постепенно снижаться. Когда ритуальные джоды встали на ноги и сняли веревки с лодыжек, в центре двора показалась Уборщица с огромным чаном, наполненным густой жижей. Она тянула посудину за веревку, как толстого осла, а он, источая сладковатый запах, медленно тащился за ней. Потом явился Фельдшер и стал шептать в жижу заклинания. Сначала жижа их слушала, превратив свою поверхность в большое темное ухо, потом булькнула и выровнялась.
Суть культа Хаала состоит в том, чтобы слить воедино высший дух и первовещество. То есть нужно слепить из жижи, символизирующей это самое вещество, фигурку идеальной формы. Настолько идеальной, чтоб туда счел достойным сойти дух Хаала. Вот такой парадокс. У нас Бог создал человека из глины, а у них джоды лепят себе Бога из серой жижи. Когда джоды расселись на матрасах и подушках вокруг чана и принялись за дело, я сидела и безучастно катала шарики. После все расставили свои фигурки и стали чего-то ждать со скучающим видом.
«Чего ждем?» – спросила я Фантаста, сидевшего рядом со мной.
«Схождения духа», – зевая ответил он.
«А что будет, если дух сойдет?» – допытывалась я.
«Не сойдет. В эту чушь никто не верит».
«А во что верят?»
«В квантовую неопределенность».
«Тогда зачем эти ритуалы?»
«Раз в квартал мы обязаны их исполнять по указу Главы Правительства».
«Хорошо, – сказала я, – но, если сделать фантастическое допущение и представить, что дух Хаала сошел вот в тот кривобокий шарик, что произойдет по версии вашей религии?»
«Хаал исполнит любое твое желание».
Нина Владимировна, вы спрашиваете, кто выращивает для джодов такой вкусный горох, если они дни напролет сидят на стульях. Отвечаю – он падает с неба. Сегодня утром я наблюдала это природное явление. Приход горохового дождя предвещают своим вытьем шуршуны. Так здесь называют зверушек, похожих на собак. У них нет такого, как у нас, разнообразия пород, все шуршуны – дворовые. Рот они открывают, двигая верхней челюстью, а головы у них такие крупные и тяжелые, что многим шуршунам приходится ходить задом наперед, таская за собой головы, как рюкзаки.
Когда вызревает дождь, шуршуны собираются вокруг дома и начинают протяжно выть. Услышав вытье, джоды собирают посуду и выставляют во двор для сбора урожая. Сегодня дождь был такой сильный, что казалось, от грохота обрушится крыша. Но обошлось. Когда туча ушла и выглянуло солнце, джоды разобрали по комнатам свои емкости и принялись пробовать и нахваливать свежий горох. По их словам, дожди здесь идут довольно часто, и перебоев с питанием ни разу не было.
Все. Писать больше не могу, заканчиваются бланки. Постараюсь в ближайшие дни раздобыть бумагу. Положила в капсулу один из своих глиняных шариков. Уборщица говорит, что, помимо речного ила, в составе жижи много секретных и очень полезных ингредиентов. Она при мне лечила трещины на пятках, прикладывая к стопам засохшие фигурки. Раны затянулись на глазах.
ЧЕТВЕРТОЕ ПИСЬМО
Здравствуйте, Нина Владимировна. Во всех предыдущих письмах я рассказывала о своих приключениях в мире джодов и не писала о своих чувствах. Считаю, что с людьми нужно делиться хорошим и не выплескивать негатив, если нет крайней необходимости. Но, похоже, такая необходимость назрела.
Вчера утром, наевшись гороху, я вышла на улицу, чтобы воспользоваться своим правом на пять тысяч шагов. И, как думаете, кого там повстречала? Феклисту Филимоновну! Вернее, Шеклисту Шилимоновну, как ее теперь называют джоды. Она держала в руке лупу размером с десертную тарелку и ползала за шуршунами, изучая их следы. Я окликнула ее. Она меня узнала и улыбнулась. Меня это крайне удивило, потому что раньше отношения у нас были натянутые. Эта сумасшедшая старуха досаждала всем соседям, и я всегда обходила ее стороной. Но теперь передо мной стояла не злобная старуха Шапокляк, а милейшая миссис Марпл. Она поднялась с колен, подошла и по-деловому пожала мне руку. Я спросила, кого из наших она еще здесь встречала. Она перечислила несколько имен.
«Где они сейчас?» – поинтересовалась я.
«По Указу Правительства их отправили домой», – сказала она.
«Когда?»
«Когда ты болела хилорадкой».
«А вас почему не отправили?»
«Меня оставили на постоянное проживание».
«Почему?!»
«Здесь я нашла себя. Меня назначили Главным Следователем по неважным делам. Я должна каждый день раскрывать преступления, которых никто не совершал. У них было вакантное место, но никто не хотел этим заниматься. А я подхожу на эту роль, у меня большой опыт судебных разбирательств».
«А меня почему не отправили домой?»
«Потому что ты Избранная. Ты нужна им».
«Зачем?»
«Ты стойко перенесла самую тяжелую форму степной хилорадки, у тебя крепкий организм. Джоды по закону могут отказаться от рецепта с тяжелой формой болезни, а репатрии не имеют на это права. Поэтому тебя и оставили, чтобы каждые два месяца выписывать тебе рецепты с тяжелой формой».
«Но ведь положено болеть раз в полгода!»
«Это джодам раз в полгода, а репатриям раз в два месяца».
Если бы вы знали, Нина Владимировна, как мне сейчас плохо! Дурно до тошноты. Хочется забиться в какую-нибудь щель и провести там остаток своих дней. Нео из «Матрицы» был избран, чтобы спасать человечество, а я – болеть хилорадкой. Что же я за ничтожное существо…Но, как бы там ни было, я буду искать способы вернуться домой. Нарушу запрет и пойду за Черную реку искать Правительство. На этом заканчиваю письмо. Совершенно нет настроения. Разузнайте, пожалуйста, как там мой муж, ждет ли он меня?
А бумаги у меня теперь полно, Шеклиста Шилимоновна подарила мне один из своих блокнотов, выданных ей для служебных записей.
ПЯТОЕ ПИСЬМО
Здравствуйте, Нина Владимировна. Спасибо за беспокойство, со мной все в порядке. Долго не писала, потому что несколько дней переходила из комнаты в комнату, сидела по углам, зашторив окна, и все думала, думала, думала. Заранее прошу прощения, что использую вас как исповедника, но мне больше не с кем поделиться мыслями.
Встреча с Шеклистой Шилимоновной произвела на меня неизгладимое впечатление. Я вдруг подумала, если она стала другим человеком после Сотрясения, значит и во мне должны произойти изменения. А какой я была? И тут мне открылись темные бездны. Я вспомнила свою надменность, самонадеянность, как спорила с мужем по любому поводу, как однажды назвала его придурком, когда он запостил в фейсбуке очередную несмешную шутку. Сколько нервов я ему испортила своим бойкотом, когда он не дал мне денег на ботокс. Сколько раз отправляла его спать в гостиную, наказывая после ссоры! А тот жуткий конфликт, когда я ушла к маме, потому что он не дал мне денег на операцию по увеличению груди… Мы тогда чуть не развелись. Хороша бы я сейчас была здесь с раздутыми губами и третьим размером бюста – у местных женщин вообще нет губ, одни только прорези, а грудь совсем маленькая и находится на спине.
Нина Владимировна, я поняла, насколько глупа. Я не плохой и не хороший человек, а заурядный, как миллионы других. Почему-то каждому хочется быть особенным, уникальным. Если хорошим, то до святости, а если уж плохим, то самым ужасным в мире злодеем. Так вот, Нина Владимировна, позвольте представиться, я самая обыкновенная, ничем не примечательная заурядная девушка Света, единственное достоинство которой заключается в том, что у нее крепкий организм и она легче других переносит степную хилорадку. И как я раньше могла считать себя умной? И сколько на белом свете дураков, считающих себя умниками?
Вот вкратце те мысли, что вертелись у меня в голове последние несколько дней. А вчера ночью, когда я сидела в углу, уткнувшись в стену, я вдруг услышала легкий стук и тихие слова:
«Смирение – это электрон, нашедший свою орбиту».
Я обернулась и посмотрела в темноту – рядом никого не было, только ведро, оставленное уборщицей. Когда слова повторились, оказалось, они идут из глубины ведра. Тогда я прошептала в его пустое нутро:
«Ты читаешь мои мысли?»
«Здесь все читают твои мысли», – ответило Ведро.
«А почему я раньше этого не замечала?»
«Потому что мыслей у тебя раньше не было».
«Действительно…» – согласилась я.
«Хочешь вернуться домой?»
«Да, я пойду за Черную реку и найду Главу Правительства. Всех репатриев отправили домой, а меня нет. Это несправедливо».
«Тебе нужно взять с собой Швабру».
«Зачем?»
«Без Швабры ты не перейдешь реку. Швабра!» – негромко крикнуло в темноту Ведро. Тут же из темноты возникла Швабра.
«Черная река не имеет дна, – сказала Швабра, – я умею нащупывать участки, где вода перестает быть рекой и становится ее видимостью. На этих участках можно перейти реку прямо по воде».
«А меня нужно надеть на голову, чтобы джоды не услышали твои мысли о бегстве. Они не любят болеть хилорадкой…» – добавило Ведро.
«Хорошо, а вам это зачем?»
«За нашу помощь ты возьмешь нас в свое измерение», – ответило Ведро.
«Хорошо», – согласилась я.
Проснувшись и надев на голову Ведро, я взяла Швабру подмышку и пошла по комнатам искать свою дорожную сумку. Она оказалась в комнате Фантаста под его письменным столом.
«Сигнал глушишь?» – поинтересовался Фантаст, увидев Ведро.
«Голова замерзла», – нашлась я.
Пока фантаст заливался своим хрюкающим смехом, я взяла сумку и вышла из комнаты. В большое отделение насыпала несколько пригоршней гороха, а в кармашки положила глиняные шарики, что скатала на празднике Хаала. Несмотря на то, что Ведро сидело на голове и глушило мысли, старалась весь день ни о чем не думать. Сегодня ночью мы отправляемся в путь – я, Ведро и Швабра. Сейчас, сидя на берегу, пишу это письмо. Не знаю, что нас ждет за Черной рекой, но оставаться здесь больше невмоготу. Бумага и карандаш у меня есть. Беру с собой несколько пустых капсул – буду писать письма и бросать в реку. Если со мной что-нибудь случится и я перестану вам писать, передайте мужу, что его жена приложила все усилия, чтобы вернуться домой.
ШЕСТОЕ ПИСЬМО
Здравствуйте, Нина Владимировна. Начну сразу и по существу, совершенно нет времени для лирики. Из дома мы вышли в полночь и направились вдоль течения реки. Я была уверена, что, пока проделываю законные пять тысяч шагов, мне ничего не угрожает. Ведро сидело на голове, Швабра шаркала рядом, а я шла и считала шаги. Как только совершила четыре тысячи девятьсот девяностый шаг, услышала странный шум, переходящий в гомон над головой. Я посмотрела в небо и увидела догоняющую меня по воздуху процессию – джоды держались за гелиевые шары и, подгоняемые ветром, стремительно плыли над макушками деревьев.
Во главе летели Фельдшер и Главный Следователь по неважным делам Шеклиста Шилимоновна. Следом за ними – Фантаст, Уборщица, Музыкант и еще несколько джодов, с которыми я так и не смогла познакомиться из-за их необщительности. Они обогнали нас и, отпустив в небо воздушные шары, плавно опустились на землю в десяти шагах, там где заканчивалась зона позволяемого мне законом присутствия.
«Что, уже и прогуляться нельзя?» – крикнула я.
«Убирайся прочь из нашего измерения!» – крикнул Фантаст.
«Уйди за Черную реку и прицепись к нехорошему чебуреку!» – крикнул Фельдшер.
«И не возвращайся!» – добавила Уборщица.
«Не пойму, они задерживать меня собрались или прогонять?» – спросила я у Швабры.
«Это они не к тебе обращаются, а к хилорадке» – ответила Швабра.
Вперед выступила Шеклиста Шилимоновна и произнесла:
«Джоды хотят, чтобы ты забрала хилорадку с собой, до тебя им дела нет».
«Но как я ее заберу?»
«Я выпишу рецептов столько, сколько нужно – будешь болеть до старости», – сказал Фельдшер.
«Но если я заберу хилорадку, заразятся все люди Земли…А вдруг врачи не найдут от нее лекарство и в мире начнется пандемия… Я не могу так поступить с народом…»
«Либо ты остаешься и до конца своих дней болеешь здесь, либо уходишь и забираешь хилорадку с собой», – сказала Шеклиста Шилимоновна.
«Мне нужно подумать», – тихо произнесла я, ощущая, как к горлу подступает комок.
«Что там думать? Бери у Фельдшера рецепты и пойдем…» – послышались слова, будто произнесенные в трубу.
Недалеко от дороги, в зарослях ивняка, показалась высокая фигура в черном плаще до пят и черной широкополой шляпе. Лицо скрывала птичья маска с огромным клювом.
«Ворон явился», – почтительно сказало Ведро.
«Это мудрец-отшельник», – шепнула мне на ухо Швабра.
В детстве я прочитала много сказок и помню: если на пути появляется мудрец, значит вскоре обязательно прозвучит мудрый совет. Не задумываясь, я взяла у Фельдшера пачку рецептов и пошла в сторону Ворона. Ведро и Швабра потащились за мной. Ворон тем временем повернулся и пошел в лес. Мы за ним. Всю дорогу я задавала ему философские вопросы: в чем смысл жизни, как обрести счастье, что такое идеальная любовь, как прожить полную и осмысленную жизнь, но он только пожимал плечами и говорил «не знаю». Я разозлилась и крикнула:
«Что ты за мудрец такой, если ничего не знаешь?»
«Все знают только дураки», – ответил Ворон.
Потом он остановился возле дерева с длинными, как волосы листьями и сказал, указывая на растение:
«Мы пришли. Это мой кочубук».
Ворон раздвинул ниспадающую бахрому листвы и шагнул в дерево. Мы за ним. Ближе к стволу листьев не было, и внутри образовалась уютная полость, в которой и обитал Ворон. Обстановка у него аскетичная – несколько банок с горохом да перевернутая циновка для сна. Ворон предложил сделать следующее – отболеть у него под деревом сразу всей хилорадкой, выписанной на годы вперед, навсегда избавив джодов от этой болезни. И тогда они с легкостью отпустят меня домой, если останусь жива, конечно…
Сколько я буду болеть, предсказать невозможно, все зависит от организма. Но Ворон обещал поить меня соком кочубука – он укрепляет иммунитет. Когда садилась писать письмо, думала закончить словами «если со мной что-нибудь случится и я перестану вам писать…», но вспомнила, эти слова уже писала в предыдущем письме. Не буду повторяться. Да и вообще, не хочу себя жалеть, мне кажется, от Ворона я заразилась мудростью.
СЕДЬМОЕ ПИСЬМО
«…В начале было тело. И тело было щепкой. И неслась эта щепка по волнам первозданного океана. И спустился на эту щепку белый альбатрос, думая, что плывущая щепка – это маленький остров в бескрайней пучине вод. А когда альбатрос посмотрел повнимательней, он увидел, что не остров под ним, а бездыханная щепка. И тогда превратился альбатрос в Бога Хаала, и вдохнул жизнь в плывущую щепку. Так появился первый джод. И звали его Эо…
…Когда Эо открыл глаза и сделал первый вздох, он стал тонуть. И тогда Хаал снова превратился в альбатроса, стал нырять и доставать клювом со дна песок. Он выныривал и плевал песок в разные стороны. Так появилась земля, лес и горы. И чем больше он плевал, тем больше становилось земли и тем меньше становилось океана. Вскоре осталась одна лишь полоска воды. Так появилась Черная река. И тогда Эо вышел на сушу и поселился на берегу под древом познания кочубуком…
…Долго парил над деревом альбатрос и наблюдал за Эо. И понял он, что Эо скучно одному. И тогда превратился альбатрос в генного инженера, и взял у Эо молекулу ДНК, и клонировал его. Так у Эо появилась подруга Иу…
…И велел тогда дух Хаала: «Делайте что заблагорассудится, плодитесь и размножайтесь, только не вкушайте плодов с древа познания кочубука». В этот момент пошел гороховый дождь и пища посыпалась под ноги Иу и Эо. А так как они были ужасно ленивы, они не стали срывать плодов с древа познания, а вкушали исключительно горох. Даже размножаться им было лень. И тогда Бог Хаал снова превратился в генного инженера и клонировал Иу и Эо. Так появились Фантаст, Музыкант, Фельдшер, Уборщица и другие джоды…
…Долго наблюдал за джодами Бог Хаал и увидел, что они ничего не понимают, потому что не ели плодов с древа познания. И тогда превратился Бог Хаал в биоинженера и вживил чипы в головы джодам. И стали джоды знать мысли друг друга, и видеть сны друг друга, и все понимать друг о друге…
…И жили они долго и счастливо, и вкушали они горох, сыплющийся с неба, и обходили десятой дорогой древо познания кочубук…
…И тогда превратился Бог Хаал в Главу Правительства, ушел за Черную реку и стал издавать указы раз в две недели. А Иу и Эо работают его секретарями и выкрикивают джодам новые указы…»
Дорогая Нина Владимировна! Вот такие мифы и легенды рассказывал мне Ворон, пока я лежала под деревом в беспамятстве и болела хилорадкой. Иногда я приходила в себя, благодарила Ворона за истории и просила научить меня сочинять сказки. Он соглашался, но единственной его наукой была фраза: «Ворон взлетает по спирали».
Во время болезни он поил меня соком кочубука. По вкусу он напоминает кока-колу, только чуть светлее и менее сладкий. А так как этот сок укрепляет иммунитет, болела я недолго, всего полтора года, и теперь совершенно здорова. Окрепнув, я решила идти за Черную реку искать Главу Правительства. Если он и впрямь является воплощением Хаала, я могу надеяться на высшую справедливость. Ворон предлагал мне остаться и поболеть еще, сказал, что у меня очень хорошо получается страдать, но я отказалась. Взяла сумку, Ведро и Швабру, и мы пошли вверх по течению искать место, где река превращается в видимость. Швабра ощупывала прибрежную воду, и вот, наконец, мы нашли твердое место для перехода. Я ступила на реку и пошла по ней, как по стеклу. Опустив глаза, я увидела за этим стеклом своего мужа, склонившегося над клавиатурой. Я позвала его. Он встрепенулся, задумчиво посмотрел в окно, потом снова наклонился и принялся барабанить по клавишам. Потом я увидела невысокую седую женщину с короткой стрижкой. Она сидела в уютной кухне на угловом диване и перечитывала мои письма. И тогда я поняла, что это вы, Нина Владимировна! Я окликнула вас, вы подняли голову, посмотрели на своего лабрадора и снова вернулись к письму. У вас стильная оправа для очков, да и вообще вы очень приятная женщина.
Сейчас ночь, ярко светит Нуна. Я перешла реку и села писать это письмо. Напротив меня метрах в двадцати стоит деревянный сарай с надписью «Правительство». На двери висит замок. Но это вполне естественно, государственные учреждения не работают по ночам. Мои верные друзья, Швабра и Ведро, стоят рядом и ждут, когда наступит рассвет. А утром, ровно в девять часов, мы подойдем к Дому правительства и запишемся на прием. Надеюсь, скоро я буду дома.
ВОСЬМОЕ ПИСЬМО
Нина Владимировна, я в опасности, мне срочно нужна ваша помощь! В голове сумбур, не знаю, с чего начать. Мне нужно успокоиться. Нужно успокоиться. Нужно успокоиться…
Начну по порядку. У моей мамы есть кошка. Зовут ее Пуня. Когда я приезжала проведать маму, всегда покупала кошке какую-нибудь игрушку. Например, поролоновый шарик, плюшевую мышку или шелковую ленточку с пером на конце. В последний раз я подарила Пуне лазерную указку с тремя режимами – простой фонарик, стробоскоп и инфракрасный луч, отбрасывающий на поверхность красный смайлик. Пуне больше всего понравился смайлик, и я весь вечер играла с ней, удаляя и приближая проекцию. Инфракрасный смайлик – усмешка богов… Примерно то же со мной проделывал дух Хаала, когда я утром пошла записываться на прием к Главе Правительства. Я делала несколько шагов – сарай удалялся на такое же расстояние, я стояла на месте, сарай останавливался и ждал, когда я снова начну двигаться. Иногда он дразнил меня и подкатывался так близко, что казалось, я смогу дотянуться до него рукой, но одно мое движение – и сарай снова ускользал от меня на несколько десятков метров. И так снова и снова, снова и снова. Эта игра в кошки-мышки длилась с утра до вечера. Ведро и Швабра с грохотом таскались за мной.
Ближе к ночи я поняла, что выдохлась. Поев гороха и запив соком кочубука, я легла спать, чтобы утром возобновить свою охоту, но на следующий день история повторилась. И во все последующие дни тоже. День за днем, с утра до вечера я гонялась за ускользающим сараем, а вечером падала от усталости и засыпала крепким сном.
Однажды утром я проснулась и увидела, что сарай стоит совсем близко, в нескольких метрах. Я подняла камень с земли и бросила в дверь. Потом еще один. И еще. От стука дверь пошатнулась, и оттуда вышли секретари Иу и Эо. Они были похожи, как близнецы, и говорили в один голос. Они сказали, что без предварительной записи по звонку Глава Правительства никого не принимает.
«Но где я возьму телефон?» – спросила я.
«В сумке», – ответили они и растворились в воздухе.
Свой мобильник я не видела с момента Сотрясения, скорее всего, он утонул в реке в момент перемещения в пространстве. А у джодов и вовсе не было телефонов. На всякий случай я перерыла сумку, но, кроме белья, гороха, капсулы с соком и нескольких глиняных шариков, слепленных на празднике Хаала, ничего не нашла. И тогда я разрыдалась. Я плакала, а мои слезы лились прямо в сумку на глиняные шарики. На четвертый час моего плача глина размякла и превратилась в густую жижу. Я взяла в руки мягкую глину и стала лепить телефонный аппарат, такой как был у моей мамы до того, как появилась сотовая связь. Я делала небольшой аккуратный корпус и круглый диск с дырочками. Телефонную трубку я подсоединила к аппарату поясом от пижамы. И как только произошло соединение, телефон зазвонил. Я взяла трубку и услышала голос:
«Алло! Я вас плохо слышу! Что вы хотели?»
«Попасть к вам на прием!» – закричала я в трубку.
«Что?» – переспросил голос.
«Хотела попасть к вам на прием!» – повторила я.
«А вы записаны?»
«Куда?» – прокричала я.
В трубке слышался треск и металлический звон.
«Вы записаны?» – сквозь шум повторил голос в трубке.
«Куда я должна быть записана?»
«В книгу Вечности!» – послышалось сквозь помехи.
«Куда?» – переспросила я.
«В книгу Вечности вы записаны?»
«Я не знаю!»
«Что?»
«Я не знаю!»
«Плохо слышно, повторите!»
«Я не знаю, записана ли я в книгу Вечности!»
Треск и звон в трубке усилились.
«Значит, нужно разобраться!» – прокричал голос.
«Что?»
«Нужно разобраться!»
«Так давайте разберемся!»
«Чего вы хотите?»
«Домой!»
«Что?»
«Я хочу домой!»
«Домой?»
«Домой…»
«Заходите…» – ответил голос, и дверь распахнулась.
Я взяла сумку, Швабру и Ведро и вошла в сарай. В центре комнаты находился письменный стол, такой же, как в детстве в моей спальне, а на нем – советский телевизор «Горизонт». Я включила телевизор и увидела себя. Понурая, стояла я внутри сарая и пялилась в экран советского телевизора «Горизонт». В одной руке держала дорожную сумку, в другой Ведро, под мышкой – Швабру. Это кино мне совсем не понравилось, и я стала переключать каналы. Передо мной мелькали эпизоды из разных фильмов, где я играла какие-то роли. В одной сцене кроила платье для богатой заказчицы в маленьком ателье захолустного городка, в другом стояла за прилавком центральной городской аптеки и сверяла кассу, в третьем – скрываясь от немцев, ползла по пшеничному полю в сторону леса. Эпизодов было много, но все они внушали мне лишь страх и беспокойство. Я продолжала переключать каналы. И лишь когда увидела свою квартиру в пятиэтажной хрущевке на берегу Черной реки, я убрала руку от телевизора.
Я обернулась, осмотрела комнату и вдруг поняла, что нахожусь дома. Я с трудом держалась на ногах, меня шатало от сильного ветра.
«Ты где была?» – грубо спросил муж.
От стоял передо мной. Лицо его было перекошено от злости.
«Где ты шаталась три дня?» – повторил он.
«Три дня?» – удивилась я и стала спешно рассказывать ему о Сотрясении, джодах, шуршунах, псыжах и долгой болезни.
Он рассмеялся и сказал, что не верит ни одному слову. И тогда я вспомнила о Швабре и Ведре. Они прибыли вместе со мной и сейчас подтвердят все мои слова.
Обернувшись, я увидела, что они стоят рядом со стеной в углу комнаты. Я позвала их. Но отклика не было. Я снова позвала их, но они не издали ни звука.
«Твои собутыльники спят», – сказал муж с издевательской улыбкой.
И в этот самый момент Ведро и Швабра превратились в чету Кошкиных с первого этажа. Они оба алкоголики, нигде не работают, побираются и пьют дни напролет.
«Не могу поверить, что ты до этого опустилась…» – горько сказал муж.
Я плакала, кричала, что он не прав, что Кошкины, наверное, в момент Сотрясения тоже вместе со мной попали в параллельную реальность и там Дух Хаала за пьянство и праздность превратил их в ведро и швабру, и теперь они вернулись вместе со мной. Я стала искать в сумке другие доказательства – капсулу с соком дерева кочубука и разноцветный горох. Но капсула превратилась в недопитую бутылку коньяка, а вместо гороха в складках одежды был просыпан лишь соленый арахис…
Кошкин, похрапывая, спал на плече своей супруги. Она чему-то ехидно улыбалась во сне. И мне подумалось, что это усмешка богов проступила на ее лице, как весть из параллельного мира. Дух Хаала отомстил мне за мое нежелание стать Избранной…
Нина Владимировна, я вас умоляю, принесите, пожалуйста все письма, которые я писала из параллельного мира, и прихватите капсулу из-под раминальной воды, возможно, тогда мой муж поверит моим словам. Сейчас он считает, что я допилась до белой горячки и все это время шаталась неизвестно где. Жду вас завтра в 10.00 у фонтана на площади возле МФЦ поселка Махаловка. Если мне не удастся доказать свою правоту, муж подаст на развод. На вас одна надежда.