Холодное утро

ОСТАВАЯСЬ В ПОСТЕЛИ

Все воскресное утро лежим, разговаривая. Окно,
из ноябрьской серости воскресая в звоне колоколов,
осеняется острой, как лезвие, голубизной.
Воздух вспыхивает, мерцает, как сеть. Улов –
капли ласточек, сбитых голодом на лету
с толку, тени скворцов. С прикосновеньем ко льду
холодов, приручаешь истину: мы должны
их принять всем телом. И принимаем, обнажены.
Голоса слоняются, как лунатики, между нами.
Два уступчивых тела сливаются. Полуснами
пробредает любовь, праздно, ленно, летнее
дуновенье
затопляет зеленью ранней пшеницы мгновенье.
В этом тихом согласии мы, вопреки холодам и
зимам,
в прошлых жизнях друг друга смиряемся с
невыносимым.

ФАМИЛЬНАЯ ДРАГОЦЕННОСТЬ

Средь прочего я прихватил из дома
родительского грузную солонку,
литую, в ширину ладони, – мать
к ней тянется, к ее стеклянным граням,
или в конец стола передает
отцу, он у окна, спиной к окну.
Апофеоз: отец жует, уставясь
в газету, мать накладывает нам
еду в тарелки – как им удается
не пересечься взглядами? – он первый
встает, уходит в кресло – ну-ка, что
сегодня пишут, – мать сидит, пока –
короткий разговор иссяк – мы, дети, всё не подчистим, не сгребем
посуду и не поставим в шкаф солонку, там она вбирает воздух по
слезинке, покуда не понадобится вновь ее добавка горькая. Сегодня
на кухонном столе стоит, в Покипси. Дешевая стекляшка зажилась, –
прочней, чем плоть и кровь, как подобает фамильной драгоценности, она
передо мной, – я пригубляю соль и пробую на вкус, и вдруг, случайно
ее просыпав, – белый иероглиф изящный на столе – беру щепоть и с
материнским суеверьем быстро бросаю через левое плечо, чтоб
отогнать родительские тени и от исчезновенья уберечь.

    ……………………..         Перевод с английского Владимира Гандельсмана

КАВАЛЕР С УЛЫБАЮЩЕЙСЯ ДЕВУШКОЙ
(Вермеер)

География старого мира
Сближенных фигур
Начинает их одиссею
За пределами карты и
распахнутого окна:

Там они откроют друг друга.
Обычная вода сверкает
За ее сплетенными пальцами,
Огибающими поверхность стекла.
Она знает, это – то основное,
За что надо держаться.
Это – картография сердца,
Играющая с отсутствием,
Создающая из пространства
Фигуру утешения –
Продолженный образ печали.
Беспечальна эта светящаяся
Конечная минута, эта комнатка,
Где ее сокровенная улыбка
Соединяет их,
Излучая жизнь.

ХОЛОДНОЕ УТРО

Случайно через щель закрытых штор
часам к восьми я вижу свет,
меняющий цвета, был уголь, а вот синь,
как нежный газ, меняет суть вещей,
в то утро, что покрыто коркой льда, как бак с водой,
замерзло все и превратилось в кость, как весть у ночи,

жестокосердной к тем сердцам, что выжили,
что несравнимо с той бездушной застывшей стужей,
которая, как твердый камень крыльев крупной птицы,
раскинутых с вершины Letter Hill до каменистого залива,
и ледниковый взгляд, и крючья огромных лап, когтящих окна,
дыхание, что превращает в камень все

дыханье камня, и в нем
дрожащее тепло, в котором жили мы.

             …………                               Перевод с английского Андрея Грицмана