Время полета

ШОВ

Если стоять лицом к волне
высматривая невидимый горизонт
погружаешься словно во сне
в соль в песок врастаешь в Понт

Тусклый гривастый аквамарин выдвигается из темноты
навстречу спектру берегового рэпа
кто из нас чувствует себя нелепо
я или ты

Море что-то свое о чем-то своем долдонь
перебрасывая порцию раковин с ладони на ладонь
песок песок песок вода вода вода
слова слова слова истираемые до никогда

Черные флаги невозврата
по одному на брата
ужели это игра
вышаривают прожектора

Вроде три грации и кажется фавн
может быть даже с молодой бородой
три огонька трех сигарет мажорное фа
разом поднимаются над водой

Убегающий краб
стежок через край
из песчаного
в водоворотный рай

Там где от тьмы не укрывает навес
гордо разучивающих самбу вальс
церемонных в два ряда у границы двух бездн
не улыбаясь

Там где горстка жемчужных венер
брошенная в обременительном беге вдоль прибоя
темноту освежает собою
на границе двух сфер

Там где опять как челнок прибой перебегает краб
обметывая кипящий край
света и тьмы воды и песка
от пяти стихий на два волоска

Ты заманившая на границу двух сред
стежком ли швом ли самой собой
странно незнакомая оставляешь след
странно знакомой стопой
                                                         2009

MONTE-BOVE

помнишь как мы бродили у монте-бове
в давнем году бестолковой своей любови
выход из кармы высечь из камня вычесть
словно щенки в туман в свою участь тычась

карты-полверстки вдруг оказалось мало
до перелома в области перевала
здесь у каждого камня своя мария
что ни скажи что тебе ни сотвори я

в чаше холодных гор в пелене тумана
тернии проступали из-за экрана
и назначали имя как будто пели
феличита́ затерянному отелю

яблоня у перевала мерцала голо
посереди поляны к ее подолу
мы подошли за каменными плодами
знаки росы с травы сметая следами

в этих горах гнездила свитки сивилла
хмурая умбрия к ней за судьбой семенила
или ликуя к ночи пришла расплата
в очередном аду топила пилата

что не пристало йови то личит бови
первому дайте славы второму любови
славьте кого-то в слове кого-то в коже
боги забыты быки забиты похоже

пусть некроманты сделались нынче редки
в озере скрыта тайна алой креветки
спелый орешник высохших скал граффити
может быть позаботятся о неофите

в общем идешь по гребню горы сибиллинской
уухо в уухо с ветром как пел сельвинский
видя земля по склону кольцами взрыта
там где летящий конь опускал копыта

сладко ли подлежать свободным подковам
телом своим белковым своим бестолковым
между стеной ветров и большой равниной
где табуны плывут фасолью невинной

так семенит дорога от дома ль к дому
от одного небытия к другому
яблоня так роняет холодные слезы
в области перевала и перевоза
                                                           2007

СЕПИЯ

Скатерть, яблоко, ваза,
полосата игла дикобраза –
не цитата из Леви-Стросса,
а так просто.

Так просто кажется это:
в угол на три предмета,
выдержанные тени,
приближение к теме

спрятанного солнца,
взбудораженного социо,
дальнего шалаша,
куда вползают, шурша.

Краски и этой хватит;
ваза, яблоко, скатерть,
что может быть нелепее.
Сепия.
                                        2009

МУРАВЕЙ

В долгую горку ползи, муравей,
Горькую корку грызи, муравей,
Капельку меда для нового рода
Хочешь, не хочешь – вези, муравей.
                                                          2009

ОФЕЛИЯ

В темных водах, где молниям мокнуть,
Оживает речная трава.
Суесловье заставить умолкнуть
До сих пор не умеют слова.

И поэтому ты, напевая,
Раздаешь им простые цветы…
Но сникает трава полевая,
Только к ней прикасаешься ты.

И теперь, со своей колокольни,
Ни слезы я уже не пролью:
Я не чувствую, как тебе больно, –
Только песенку слышу твою…

На исходе последнего часа
Я прошу тебя: сжалься, живи!
Но толчками упорного баса
Повторяется тема любви.
                                                 1985

БУРЯ РИТА

буря по имени рита
буря стакана корыта
дамб усадеб обочин
калиток
крыш

обесточен
отточенный и безалаберный
замороченный лагерный
город на чемоданах

для прогноза не хватит данных

бежать не бежать
мародеры уже проснулись
узнать свое мародерство

летающие острова

позерство

геликоптеры кружат не приближаясь
жмется на крышах жалость

экзистенция просит возгонки

остается горький осадок
остается осадок
горький
                          2005

DUM SPIRO

Я говорю: дыши –
и он начинает дышать,
остановился в дюйме
от невозможного края.
Не доведись вам однажды
что-то такое решать,
между жизнью – нежизнью
для других выбирая.

Было мое дежурство,
примерно без четверти два.
Самаркандская ночь
бархатна, полнозвездна.
Кажется, я молился:
ты, судьба, неправа,
где же твое милосердие,
ты не судьба – а бездна.

В девять смена. Соседи
свежий несут чурек,
виноград и каймак,
заглядывают за ширму.
Этой ночью я понял –
нежен, слаб человек,
тем более слаб я сам.
Даже сказав «дыши» ему.

ВАЖНОЕ

В году неведомом, в каменном муравейнике,
случилось важное для русской лирики:
пришли невзрачные, форменные, фрачные,
шипром и луком
пахнущие, обученные
практическим наукам,
что-то искали, как сказано – важное.
Ушли, увели… А вот еще дело – скандальное, бражное,
для русской лирики необходимое,
из чьей-то памяти невыводимое,
оно случилось, случилось, случилось.
А то – мчалась бричка, луна сочилась,
и кто-то примету под нос пробуркивал.
Или Шиллером протапливал конурку.
И что еще важное припомнить?
Вот: закинув голову.
Что-то тихо клокотало в горле.
закинув голову
голову закинув
                                         2008

ЛИЧНЫЙ ДОСМОТР

Сундучок мой дорожный обшаривает охрана,
Применяя рентген, просветляет его глубины.
Их забота о чистоте наших дум отрадна,
Но характер мой – он и так вполне голубиный.

Там под мятым исподним, парой свежих сорочек,
Электронной мелочью, мыльницей, бритвой, щеткой –
Наблюди, охрана, мучительно-длинный прочерк
Между строчкой короткой и строчкой другой, короткой.

Где копнешь – не встретишь запретного материала:
Голубой икар трепещет над лунной ворсянкой
И смеется колечко, что ты тогда потеряла…
В детстве? – да, страдал – скарлатиной, корью, ветрянкой.

Собирал гербарий, менял конопатую кожу,
Оборачивался чаще, чем полагалось,
Все на позже сдвигал расписание, все на позже,
А оно все терпело, все раздвигалось.

Я стою на предложенном афроамериканцем
Указательном коврике. Руки – по Леонардо,
Гормонально в норме, немного повышен кальций,
Нос почти прямой – не у Федерико-бастарда.

Обласкать вплотную – бумажник, блокнот, мобильный,
За носком не выявить след запасного кольта.
Помню – в минус тридцать, на склоне Мидаграбина,
Башмаки – звенели… Клок штрихового кода.

Разбери под утро рокот язычных-англо,
Это сонм-в-себе – но такая у них работа.
– Одевайтесь, дружок, – говорит мне мой черный ангел, –
Вам направо и прямо. Время. Время полета.
                                                                                     2008