Важнее всех непрожитых смертей

Две книги, вышедшие в рамках книжной серии «Поэты литературных чтений “Они ушли. Они остались”» – «луна луна и еще немного»[1] Гоши (Игоря) Буренина (1959–1995) и «Грубей и небесней»[2] Алексея Сомова (1976–2013) – представляют авторов различных лирических темпераментов и различных устремлений в условиях непохожих эпох.

Игорь (Гоша) Буренин, архитектор по профессии, живший во Львове и в Ростове-на-Дону, поэт, чье творчество охватывает 80-е и частично 90-е годы прошлого столетия, в своих стихах как будто набрасывает чертеж причудливого здания на минимальном пространстве:

Я, приглашенный лесом полежать
в степях травы, в цветке от камня слова,
люблю тела улиток сквозь остовы
ореховых доспехов, чту ежа
и день пою

При чтении этих стихов первой на ум приходит мысль об интонации, желающей продлиться и даже стать заменой описываемой лесостепной идиллии. Во всяком случае, мы чувствуем, что интонация тут более реальна, чем степи травы и прочие полураскрытые маски смысла. Камень слова, кажется, вот-вот повлечет за собой понимание скрытого смысла цветка и улиток, что же касается ежа, он явно означает для Буренина нечто важное, встречаясь много раз на страницах книги. «Как мох ежом закатан в шар», «столь понятный для ежа». Вообще он любит сочетание малости с внезапной неприступностью, которая, возможно, понятна такому вот малому ненавязчивому миру земных существ. «Ручное ящерка зверушка / и свет что вдруг и вдалеке». Конечно, нетрудно распознать за призрачным орнаментом и бережно усердным голосом, вылепливающим звуки, влияние Леонида Аронзона, что отмечает в предисловии Валерий Шубинский, но есть разительное отличие между Аронзоном и его собратом, жившим в другую пору: там, где Аронзон берет на себя силу и ответственность за свое жизнетворчество, «ломает о слова заостренные манией копья», Буренин видит весь шум и ярость растворенными в «лени и блажи». Даже такие полусеверянинские по наивной дерзости строки, как «рыча в свечу летаю, обручая / Елену – сну, жену – своей руке», говорят больше о порядке мироздания, чем о вольности. В стихах Буренина читателям, как и автору, отведена роль находчивых детей, долго примерявших различные обличия, в итоге потерявшихся и нашедших друг друга одновременно после утомительного летнего дня:

так придумал, еще не расслышав,
что, свернув мимо взлетных и станций,
в темных спайках дорожных колец
перепутались дети с пространством
возле речки Казенный Торец…

Если мы слышим у Буренина голод по тактильным ощущениям в объемных гулких словах, то Алексей Сомов, чье творчество отмечено уже двухтысячными годами, – поэт видения, недаром в его стихах так много снов:

Тот сон был сделан из воды и глины,
холодного расстрельного дождя
(ты говорить об этом не должна).

Сны у Сомова обнажают подоплеку жизни, спор двух заклятых двойников, «полоумных чудаков», судя по всему, нашедших место внутри поэта. Один из них возобладал над другим вследствие личной трагедии – гибели ребенка. И, начиная читать книгу, читатель наверняка захочет закрыть глаза, что, может быть, и составляло цель поэта, настолько явно желание насытиться насилием и хотя бы в нем найти горькое подтверждение своему неприятию света, о котором сказано в стихотворении, написанном до начала несчастий: «кроме света, нету ничего».

Оказалось, Сомов-поэт стал заложником этой формулы, неявно, через отрицание подтверждая ее справедливость и свою беззащитность перед ней. Должно быть, поэтому у него при обилии многообещающих начал так мало ожидаемого читателем равновесия, а там, где оно есть, присутствует взгляд на себя на стороны как на свет отраженный:

а после как простреленный навылет
опять в окно бессонное смотрел
и то что там он видел и не видел
важнее всех непрожитых смертей
представилась на миг а там всего-то
редела мгла народ спешил к восьми
кляня судьбу шатаясь от зевоты
 
и вечность оставалась до весны

Вечность до весны делает важными обе стороны медали: то, что увидено, и то, что не увидено. И придает значение народу и поэту, его увидевшего, разделившего с ним ожидание остатка.

А серия «Поэты литературных чтений “Они ушли. Они остались”» продолжается – и, надеюсь, удивит нас еще многими открытиями поэтов невспомненных или забытых. Следующая книга серии – сборник талантливого волгоградца Леонида Шевченко (1972–2002).

[1] Гоша Буренин. луна луна и еще немного. Стихи, эссе. / Предисловие Валерия Шубинского. – М.: ЛитГОСТ, 2022. – (Поэты литературных чтений «Они ушли. Они остались»).
[2] Алексей Сомов. Грубей и небесней. Стихи, эссе. / Сост. Б. Кутенков. Предисловие Ирины Кадочниковой. – М.: ЛитГОСТ, 2021. – (Поэты литературных чтений «Они ушли. Они остались»).