Только на кошку свою и надейся

* * *
Только на кошку свою и надейся,
Ибо к тебе побежит одному,
Если зашепчешь: «Алисонька, здесь я», –
В непредставимо оглохшую тьму.

Больше рассчитывать не на что, верно?
Люди заведомо обречены,
Чуя душой, что она не бессмертна…
Книжные доводы вряд ли нужны.

Белая, милая, – только она ведь
И прибежит – пусть ты грешник, дебил…
Вызволить кошку бы, смерть переправить,
Всё воссоздав, что когда-то любил.

* * *
Под снегом или не под снегом,
Но безусловно по весне –
Проснётся кукла человеком
Сказать сегодняшнему мне:
«Ты знал условия задачи
И подгонял ответы к ней.
Всё, видишь, несколько иначе.
Отсюда, видишь ли, видней.
Ты думал, иго жизни тяжко
И ничего нет впереди…
Ты кукла, кукла, деревяшка!
Возьми постель свою, иди».

* * *
Ты тогда почувствуешь: вот оно,
Оно самое, виденное в кино –
Про индейцев-красноармейцев. После –
Например, в больнице. Кричат, зовут…
Но теперь – с тобой. Все, что было тут,
Нынче где-то там: не в тебе, а возле.

Не твоё. А было ль оно твоим?
Всё и вся отдадим, палачу сдадим.
Хорошо бы губами в молитву впиться,
Если можно успеть… Ну, а если нет,
То семь бед, как известно, один ответ.
Лишь молочным светом слепит больница.

Да не так уж важно когда и где.
Если быть беде, значит, быть беде.
Но когда б хоть кто-то, как ум за разум,
Завернул бы, зашёл бы за свой предел,
Как того Господь на кресте хотел…
Полноты какой он достиг бы разом?

СКАЗКА

                                                  А.С.

Нет, не та, с расчётливым раем, встречей
Непонятно с кем, без возраста и без пола,
Без грехов, страстей, бёдер и предплечий,
Где не будет в сердце уже укола
– ведь кого жалеть, если все живые? –
Где обиды срастаются ножевые.

С непонятной флорой. С фауной – непонятней.
Лев с ягнёнком… А Мандельштам – с Павленко.
И кому из них это неприятней?
Впрочем, все довольны. Вокруг нетленка.
Больше нету места мечтам и грёзам.
Высветляющим душу горячим слёзам.

И стихам… Но это уже неважно.
Нет, не та, в которой щемящим чувствам
Путь заказан: не больно уже, не страшно.
Совершенство, где незачем быть искусствам.
Только эта. Мне бабушка говорила
Перед смертью: «Как сказка, прошла. Всё было».

КИРХА СВ. АННЫ
(бывший кинотеатр «Спартак»)

                                   Алексею Пурину

Полуразрушенное окруженье
Холодной колоннады «Спартака».
Где бывших лютеран богослуженье?
А новых тут не видели пока.
Вот мы пришли сюда, приняв решенье
Употребить бутылку коньяка.

Возведена в тот год, когда «всё наше»
Родился, знать не знающий про дар.
И сколько ж перестроек было в Раше…
Пять лет назад здесь бушевал пожар.
Со временем ничто не стало краше.
Ни мы, ни кирха. Копоть и нагар.

Пластинчатые ставни, свет отбросив,
Свисают с петель. Мир повременит.
Кто нынче – Теодор? быть может, Йозеф? –
Ущербный невский посетит гранит?
Так много риторических вопросов,
Что тень родная не заговорит.

Там, в храмине, химера киномрака.
Пророк её – Осоавиахим.
Важнейшим из искусств была, однако.
Немые фильмы, данные глухим.
Эклектика барокко и барака,
Росток архитектурных мезенхим.

Кина не будет. Здание собора
Возвращено общине лютеран.
Урок для созидательного взора:
Латанье дыр да шпаклеванье ран.
Простой обряд и создан для простора
Воображенья. И погас экран.

Добьём коньяк, мой друг и собеседник.
Чернильниц нет, поскольку Интернет.
Боюсь, создатель Библии для бедных
Разбил зеркальный, злясь, автопортрет…
Не лучше ль тень призреть среди соседних
И, призрачную, вывести на свет.

* * *
Под целлофановый, разом
Развёрнутый, шум дождя –
Куда мы уходим, разум,
На время в себя уйдя?

Задёрнута плотно штора.
Нужны ли мы небесам…
Мерцание монитора:
Он сам по себе, я – сам.

Наляпаны, тьма-неряха,
Лишь кляксы твои вокруг.
Откуда ты, чувство страха?
Оно – из тебя, мой друг.

Шуршавее, дождь, похлеще,
Пусть шум этот движется…
Вот тени: они не-вещи.
Вот пепельница, вот книжица.

Не-вещи сольются с тьмою.
А всё остальное – с чем?
С тобою, мой друг. Со мною.
Со-всем. Насовсем.

Что ж вымолить? Разве, чуда…
Да – это. И это – да.
…чтоб вера пришла оттуда.
Направленная туда.

РОЖДЕСТВЕНО

Оредежь переедешь,
Станет другой дуга.
Детство не просто фетиш –
Первые берега.

Воздух сачком накроешь:
Разве должно пропасть?
Ведь не пустой игрою ж
Движима эта страсть?

Берег высок и долог.
Церковка на холме.
О лепидоптеролог,
Тки свой хитин во тьме!

Перенеси за море
Выру, как через ров,
Слёз кривизну во взоре
Выровняв, поборов.

Здесь, в поминальной книге ль
Бор, березняк, родник?..
Вот распахнули флигель –
Воздух во всё проник.