Теперь мы движемся на ощупь

ХЕМИНГУЭЙ

Когда он погибает на войне,
Она уходит в горы на коне,
С собою взяв его ружье и сбрую,
Он так и думал и любил такую.

Когда он выживает на войне –
Они вдвоем, другой пейзаж в окне.
Весенний город, клиника в Лозанне.
Она умрет, не приходя в сознанье.

Когда в округе нет военных действий,
Тем более они не будут вместе.
Вино, веселье, рядом бой быков,
И счастье, обступившее с боков,
Куда страшней охоты, моря, фронта.
Восходит солнце из-за горизонта,
Заходит солнце, остывает речь,
И нет любви, чтоб это уберечь.

* * *
сведенная к нулю, лежащая под спудом,
скребущая во сне изнанку живота –
любовь, я не люблю уже твоей запруды,
в ней глубина – не та,
и фауна не та,
и берег твой погас,
и ты сама, по слухам,
давно ушла в песок с бумажного листа,
а как брала!
на раз!
на дурочку!
на муху!
на раздеванье,
на
ныряние с моста!

* * *
                Они войдут – и негде спрятаться.
                                                            Лена Исаева

Собака выросла, состарилась.
Гуляет мало, много ест.
А я – Егоров-и-Кантария –
Все рвусь в обстрелянный подъезд.

Как будто флаг несу за пазухой,
Как будто орден на груди,
А жизнь такую держит паузу,
Что можно жизнь соорудить!
Из матерьяла из подручного
(Да можно даже без него),
Но я другим вещам обучена
Преподавателем ГО.

Я за минуту с половиною
Перебирала автомат,
Пока он шел ко мне лавиною –
Во всем, что будет, виноват.

Я промывала раны рваные,
Спасала кукол из огня,
Скажи – откуда же неравные
С тобою силы у меня?

Вот я стою – пролеты сыплются,
Я точно знаю – справа дзот.
Ко мне, мухтар! Собака сытая
Лежит на месте. Кость грызет.

* * *
Молодильные яблоки ела,
Ключевую водицу пила,
Чтобы старость меня проглядела,
Обозналась бы, мимо прошла.

Удалось! Не заметила, сука!
И пошли хороводом ко мне
И любовь, и печаль, и разлука,
И тоска на чужой стороне.

* * *
Дергаешь плечики – что же надеть?
Вечная паника у гардероба.
Брось – начинается третья треть,
Где-то кроится последняя роба.

Что тебе брошки, платки, кружева?
Думай о главном – ведь ты же большая!
Думаю: главное, юбка жива,
Что надевала, тебя провожая.

* * *
Я отключила дальний свет,
Теперь мы движемся на ощупь.
И рядом – никаких примет,
Чтоб делать это было проще.
И никакой такой звезды,
Что падает в момент приватный,
А только я и только ты,
И выключатель прикроватный.

* * *
Молоко на губах не обсохло,
А уже подступало к соску.
Юность – старости: Что ты, оглохла?
Что молчишь? Наглоталась песку?

Беспросветно влюбленную мямлю
Отведи на шесток куковать –
Не по чину, не время, и нам ли
Все бояться, что скрипнет кровать?

* * *
Вот скажут – вспомни все, что было,
Полеты, споры до зари,
А вспомнишь мальчика-дебила
Из дома номер двадцать три.

Как он обрит и лучезарен
С мешочком семечек в руке,
Не то казах, не то татарин
В нарядном женском пиджаке.

И вспомнишь круга мелового
Необъяснимое кольцо –
Когда никто из нас ни слова
Не мог сказать ему в лицо,

И только зрело превосходство
И сила детского зрачка,
Что, не мигая, на уродство
Глядел и помнил дурочка

Потом всю ночь. Потом играя
С нормальным мальчиком в кустах,
И дальше, где границы рая
Куда отчетливей, чем страх.

Тебе вернуться б в этот город
Забытый, смытый, запасной,
Там на скамейке вечно молод
Татарин с торбой расписной –

Так нет, спустя десятилетье,
Замрешь над спящим малышом
Поняв, что измереньем третьим
Испуг в тебя как нож вошел.

* * *
Что мальчику, бегущему на горку,
Важней всего? – Подошва-микропорка
Чтоб не скользила, чтобы враг-сосед
Не занял спуск, чтоб санки не юлили,
А взрослые подольше б ели-пили
И каждый час не звали на обед.

Что женщине, идущей через двор,
Важней всего? – Чтоб шаг ее был скор,
Чтоб дверь открыла дочка или сын,
Чтобы семья в составе самом полном
Ждала ее и по часам напольным
Наручные сверяла бы часы.

И мальчику, упавшему случайно,
И женщине, глядящей так печально,
Остановиться невозможно, нет.
Иначе ясно – завтра понедельник,
Контрольная.
Гуляет муж-бездельник.
Никто не ждет.
И занял спуск сосед.

* * *
Стесняясь своего английского
И набежавшей к лету талии,
Выходит женщина, подыскивая
Пейзаж для снимков моментальных.
Она еще едва обучена
И долго выбирает азимут –
Гора, оправленная тучами,
Не характерными для Азии,
Вот горизонт, как лента, шелковый
Лежит, ползет кораблик рисовый,
И женщина два раза щелкает
И влево двигает кулисою,
И заливаясь легкой краскою –
Как будто спрятала оружие –
Себя внутри пейзажа райского
Увидит и замрет
Снаружи.