Стихотворения

ИЗ КНИГИ «ЗВУКИ И ПРИЗРАКИ»

СМОТРИТЕ, БОГИ, Я – ВОДОВОРОТ

Смотрите, боги, я – водоворот,
Мальстрёмом страсти взволновавший море,
Намявшее бока мне в грозном споре.
В моей воронке – толочь темных вод.

Воспитывал меня поблекший свет
Вдали от небылиц. В пещерном эхе
Не слышен голос мой. И неумехе
Понятнее ручьев весенних бред,

Чем причитанья осени больной.
Скорлупки, в штормовой увязнув гуще,
Хранят черты, что флагманам присущи.
Когда мой год разымется весной?

У красоты в достатке крупных слез:
На крыльях, на груди – как знак злосчастья –
Они блестят. С гранитного запястья
До сей поры не стерся след, белес.

                                                           1939

МОГИЛЬЩИКИ

Склад голых тел, звучащих в унисон:
Здесь ребра, глотки – все приспособленья,
Чтоб задержать дыханье. Нет сомненья,
Что изобилье не пройдет, как сон.

Могилы ждут, наструганы кресты,
Под пурпуром фабричного пошива
Склонилась гефсиманская олива,
Блестят гроба, пока еще – пусты.

Иуды в деле и бичевщики.
Здесь гвозди есть для казней с болью жгучей
И проволоки заросли колючей –
Изготовлять терновые венки.

Здесь уксусу и губкам свой учет
Ведут. Здесь известь взвешивают точно.
Могильщики выходят сверхурочно
И холм Голгофы медленно растет.

                                                 июль 1941

ЖЕРЕБЕНОК

Аравия в твоих глазах
Велит скакать и ржать.
За берберийца говорит
Заносчивая стать.

Гремят по лондонской земле
Копыта без подков.
Британии наставишь ты
Без счету синяков.

                                          1941

ГОРЯЩИЙ МАЛЬЧИК

Подросток суффикс «надцать» растоптал
Стремительной ногой. Его лилеи
По смерти с белладонною сплелись.
Он вечерами бился в лихорадке.
Апрель – его на части раздирал,
Жестокий месяц палача и плача,
Земля – брала в захват земных страстей.
Закаты – бились в окна, как знамена.
Забыв застенков детских киноварь,
Нагим взбирался он на пик протеста,
Где, дрожью гор охвачен был – гонцом
Землетрясенья. С первыми толчками
Он пал, опустошенный, дрожь в душе
Прошла навек, и кровь в нем заиграла.

Сплав изумленья, похоти и слез,
Природы изумрудная игрушка,
Он детством отболел. Теперь когтят
Его иные, взрослые недуги.
Гори, полуребенок, полумуж,
И содрогайся пульсами Эдема!
О плоть его орлица правит клюв.
А взгляд его – по-матерински карий.
Он лишь тогда насытить сможет страсть,
Когда в нем облака разымет взрывом,
И взвеерь звезд украсит небосвод.

                                                            1941

ЧЕМ СВЯЗАН С НИМИ Я?

Я крепко связан с ним, кто умирает
Теперь, когда пишу я эти строки,
И до конца строфы испустит дух.

Я связан с нею, на кого сейчас
Обрушится грохочущая крыша,

И с тем ребенком, кто в огне пожара
Чернеет нераскрывшимся цветком.

Чем связан с ними я? Любовью? Нет.
Мгновением, Вселенную потрясшим,
Когда зашлось
Чахоточное время в хриплом кашле.

Мгновение, которое у горла
Я чувствую холодным острием.

                                                  1941

ИДУ Я – РУКИ, НОГИ, ГОЛОВА

Иду я – руки, ноги, голова –
Весь целиком на сумрачный рассвет.
Мерцает росным жемчугом трава
И твой вдали белеет силуэт.
Роса звенит – дотронешься едва.

Сомкнулась с пятернею пятерня
И руки плотью сделались одной.
Тебя воспламенила вспышка дня
Всю – губы, шею, голову… Постой!
Но здесь ли – ты? А я? А я – со мной?

                                                             1937

ЛЮБОЙ ИЗ НАШИХ ДНЕЙ – СТЕКЛЯННЫЙ КУБ

Любой из наших дней – стеклянный куб.
Каморка, где нас держат взаперти,
Пока душа не разобьет стекло,
Чтоб мы проникли на зеленый луг,
Где одурели птицы и цветы
От песен несказанных, где пестрит
Волнами море.

Любой из наших дней – стеклянный куб,
Послушно-хрупкий, но как редок миг,
Когда мы можем мертвых воскрешать
И убегать по воздуху на луг.
Туманное стекло, иначе – плоть,
Ослеплено привычкой, лишь Господь
Ходил по морю.

                                                        1946

ЭДЕМСКОГО Я ОБНЯЛ ХРУПКОСТЬ МИРА

Эдемского я обнял хрупкость мира.
Я видел змея, деву, белый плод
И кипень перьев в зелени зефира
На фоне рододендровых высот.

О древний сад, лежишь ты, осязаем.
Ты сжег мне грудь рассудку вопреки.
Рассвет слепит глаза алмазным краем.
И лев с ягненком – наперегонки.

Любимая, заставил рок забиться
Тебя в кольце моих несмелых рук,
Когда взлетела радужная птица,
Надломленный внизу оставив сук.

                                                      1946

БУНТАРИ

Путем окольным бунтари
Слетятся в гнезда мятежа,
На город, спящий до зари,
Обрушив холод мандража.

В туман, оставив отчий дом,
Пойдут с горящей головой.
И якорь выберут с трудом,
И содрогнется рулевой.

Скитаний тягостная хмарь
И стычек яростная прыть,
Когда в себя придет бунтарь,
Кругом лишь пепел будет стыть.

С волками не разлей вода.
Он будет больше одинок,
Чем в беспросветный миг, когда
Любовью близких пренебрег.

                                                 1950

ПОЛЕТ

Я видел солнце в блеске ран
Воображенья на краю.
Оно излило, как Дункан,
Всю кровь свою.

Сползла убитая звезда
По фиолетовой стене.
«Прощай, – промолвил, – навсегда»
Рассудок мне.

Как джинн из лампы, он взыграл,
Хозяина оставив в миг,
Но неожиданно попал
В глухой тупик,

Где Павшие-в-Легендах ряд
Смыкают сорок сороков,
И раны их кровоточат
Во тьму веков.

                                  1950

ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ, НЕ ВОШЕДШИХ В СБОРНИКИ

УДЕРЖИМ РАВНОВЕСЬЕ ИЛИ НЕТ?

Удержим равновесье или нет,
Безумствуя у времени на грани?
День завтрашний для нас – весталкин бред,
Вчерашний – словно облако в тумане.
А наш рассвет –
Распад, непредугаданный заране.

                                                   1939

ГОРЯТ В ХАМЕЛЕОНОВЫХ СОФИТАХ

Горят в хамелеоновых софитах
И днем, и ночью триллионы сцен,
Возникшие в пересеченье жизней.
Их освещают разные огни:
От белого каления дневного,
До тления заемного луча
В подвале. Свет особенен для каждой
Минуты марширующего дня
И сцены наползают друг на друга,
Окутывая мир, их драматизм –
Комедий и трагедий – неподделен.
Мертвец, встающий на ноги в лучах
Луны и, от него за три квартала,
Компания за карточным столом
Объяты не одним и тем же светом.
Блудница под горящим фонарем
И фермер, выбивающий из трубки
Остатки табака у очага,
Объяты не одним и тем же светом.
Пока бродяги, горбя под мостом,
Худые спины, засыпают сидя,
Над ними мчится вдаль трехчасовой
До Ватерлоо. Смена декораций –
Ежеминутна: крылья обретя,
Меняет сцена старые подмостки
На новые, что всюду и везде
Возводятся в пересеченье жизней.

                                                          1939

МАЙ 1940 ГОДА

Апрель прошел, и следом месяц-призрак
Является, неуловимый, нам –
Сомнительное эхо прежних маев,
Когда в густых пророчествах листвы
Душа не отыскала бы намека
На горести разлук и черных дней.

Где в эту пору здравый смысл увидишь?
В расслабленных конечностях дубов,
В нагорье или в пахотной морщине,
Но только лишь не в том, кто создан был
По божьему подобью.

Гордитесь, птицы, дерево – ликуй!
Ликуй с камнями вместе, бурый Аран!
И всяк, цветущий майскою порой,
Не созданный по божьему подобью.

                                                      май 1940

ОНИ, НА ЖИЗНЬ ВЗИРАЯ СВЫСОКА…

Они, на жизнь взирая свысока,
Лодыжками блестят по мелководью,
Вдоль берега развертывая цепь.
Они – яйцеголовые скелеты.
Костями растопырился любой,
Как папоротник в угольном изломе.
Уселись птицы им на черепа
И фосфористой массой испятнали
Все плечи. Полумрак на берегу.
И внутренности на ладонях таза
Мерцают, словно яркие цветы.

                                                      1943

ДАВАЙТЕ ВИДЕТЬ ИСТИНУ В МЕЧТАХ

Давайте видеть истину в мечтах.
Вот эта лошадь желтая – не призрак.
По отмели, ослепшей от песка,
Идет она, топя в воде копыта.
Как водоросли щетки на лодыжках
Вплетаются в ракушечные сны.
Вся истина – в мечтах. И час за часом
Мое воображение растет,
Живя при этом сердце, разум, душу.
И даже в миг паденья моего,
Как всякому вцепившемуся в небо,
Откроется мне истина в мечтах.

                                                       1946

РЕМБРАНДТ

На золотисто-карие картины
Спадают складки призрачной парчи.
Вытаскивают бледные лучи
Лицо из глотки тьмы. Бегут морщины
По пальцам рук, торчащих из пучины
Холста. Нужны ли горю толмачи,
Тисненному во взгляде? Облачи
В Сусанны плоть земных страстей причины.

И хлеб, и шелк, и горло – всё в помол
Перевелось у мельникова сына.
В крикливом гетто – тихая кончина:
От чалм и сабель взор его отцвел,
И смерть пришла, и нищая могила
Со всех полотен тени поглотила.

                                                            1946

ВГЛЯДЫВАЯСЬ В БЕЗУМЬЕ

Вглядись в полночный лес, стеной стоящий,
Пока не станет зелено в глазах.
На крик вороны – страж зеленой чащи
Семь лап шипастых разведет впотьмах.

Века могильным хладом пропитали
Чудовищного лавра кафедрал.
Смотри – дитя из золота и стали
Идет к тебе, держа в руках фиал.

В тот самый миг – сожми сильнее веки,
Укройся за стеною слепоты.
Ты золота любви не знал вовеки,
Не ведал стали ненависти ты.

                                 Перевод с английского Максима Калинина