* * *
Смотри, как начинается рассвет,
Ничем не отличимый от заката.
Никто не виноват, что столько лет
Ты в жизни не герой, а соглядатай.
Что ты глядишь растерянно в окно
И смотришь черно-белое кино
С царапинами пленки на стекле.
– И это жизнь? – ты спросишь режиссера.
– Да, это жизнь, – ответит он не скоро.
Но ты живи и прячь стихи в столе,
В том самом, сочиняешь на котором,
В том самом, за которым ешь и пьешь,
А фильм про облака на небосклоне –
Все это романтизм, он не в законе,
И в моде нынче трубы, а не клеш.
* * *
Я стою на месте не больше двух
лет, а то и меньше, потом
устремляю взгляд, напрягаю слух,
и найти пытаюсь нам новый дом.
Собираю книги в картон, и вот
говорит она – что всего трудней –
у нас нет квартиры который год,
так нельзя, и я соглашаюсь с ней.
* * *
Уныло день прошел воскресный,
Опять сидел до темноты,
Читал роман неинтересный,
Переворачивал листы.
Где со страницы на страницу
За мною следует герой –
Он уезжает за границу,
Садится в поезд роковой.
Глазами жадными ребенка
За отражением лица
Он мир немой как кинопленку
Спешит увидеть до конца.
И дом, и двор на фоне леса,
Их повторение в реке,
И тянущийся хвост экспресса
За поворотом вдалеке.
* * *
Некалендарная зима –
ноябрь, снег вечерний синий.
На ветках иней, синема
в галантерейном магазине.
Шло незнакомое кино.
Герой был пьян все это время.
Он пил коньяк, а за окном
стояла темень.
Потом я понял – он поэт.
Он знает истину простую,
что днем, когда повсюду свет,
он проживает жизнь пустую.
Он слышит музыку одну,
она одна его тревожит,
в деревьях, в утках на пруду,
в шагах прохожих.