Повести с открытыми финалами

послойно

I

быков упряжка
тянет борозды строк
с востока на запад
с запада на восток

за бычью шкуру
за пажить грядущих душ
как александр
сражайся ученый муж

II

скобли пергамен
сдирая за слоем слой
того что сеяно
мертвыми не тобой

упрямое слово
терять не желает мощь
ножом и пемзой
надо ему помочь

III

крепи усердье
по вере служба легка
тускнеют песни
языческого языка

все стерпит кожа
не слышен подкожный стон
огнем и лезвием
искоренен платон

IV

ликуй осанна
александрийский клан
уже за раковину
взялся паравалан

взрослея станет
главною из наук
наука забвенья
и омовенья рук

V

по свежей пашне
по обеленным листам
с иным посевом
спешить дотошным перстам

готовясь к часу
когда из-за грузных стен
сквозь алавастр
скользнет в скрипториум тень

VI

одна другая
писцов настигает зима
за их плечами
густеет чужая тьма

идти ли к свитку
себе одному солги
песок рассыпан
он заглушает шаги

                                 2007

Тибидабу

                             посвящается Барселоне
                             lo más profundo es la piel

I

долгие проводы дальние страны в руку цветок
побереги от гитаны карманы и кошелек
рта в беззаботную летнюю пору не разевай
где поднимается медленно в гору старый трамвай

на горизонте флот гамилькара порт или грот
чья это рать вдали замелькала кто у ворот.
тают антенны и аттракционы. грудью к волне
курсом по звездам определенным, карго на дне.

II

вот рукоделие, девочки-мойры, прыснул смешок
мантия тверди мантия моря крестик стежок
нынче же ждите гостей антиподы двери раскрыв
первое бегство первой свободы первый разрыв

сон монгольфьера тьма монсеррата где-то гремит
встретятся ль заново небо вульгаты и сталагмит
мастер антонио за океаном твой пересказ
тропы ли страны там караваны скроются с глаз

III

грозы пророча миру и дому знай нострадам
где-то один обещает другому я тебе дам
купол и стропы ключи и крылья меч и огонь
каждую сказку сделаешь пылью только лишь тронь

дам тебе ур геркуланум и трою пурпур и синь
только над этой усталой горою руки раскинь
только найди себе камень откуда взмоешь ценой
опровержения глада и блуда над тишиной

IV

ибн ли батутта чертил эту карту иль геродот
в трещину ветреного заката море уйдет
в хрупкие клетки вдетые сферы горний балет
тысячи лет до нашей веры тысячи лет

авантюрист ты или вельможа но посмотри
нет ничего в нас глубже кожи – так, валери?
смыта сарданья песенка спета выставлен срок
выдай монету ровно в песету цену в цветок

                                                                 2006

смутный август

                                  О. Р.

Автор мечется в августе,
раз другого уже не будет.
Ходят слухи: открытье десятой планеты
не решит набежавших проблем.
Он вспоминает яблоки,
услаждавшие беглые будни,
вспоминает ярмарки
в Веруккио, а затем

в Писиньяно и в Трете,
в первой трети этого века,
на краю ойкумены,
в тирольских садах подвесных…
Автор пробует в августе:
сколько стало от низа до верха,
от кисти, руки – до неба,
от августа до весны.

Были слухи: теория мер
развилась до того безысходно,
неремонтопригодно – что в Ниццу
съезжается срочный конгресс…
Август съеживается. Он
Не выносит нездешнего холода.
Он оставляет мечущимся
дотягиваться до небес.

                                   2005

teatro sociale

Старый театр в Бергамо,
где нам не довелось
мостика между безднами
бросить хотя бы вкось.

Зал, этажей строением
напоминающий ад,
сложен в углах со рвением
нужный в игре приклад…

Там в затемненной раковине,
кажется, дремлет Блок,
а на подмостках раненые
цедят клюквенный сок.

Вага ведет на подвиги
увальней ближних долин,
так для потехи публики
выйдешь – а ты один.

Старый театр в Бергамо,
внутренностью яйца
втягиваешь и беглого
лицедея, певца,

старый театр в Бергамо –
роль от руки в тетрадь…
Было еще у Бергмана –
театр, где умирать.

В приступе странного голода
выглянуть из-за спин:
сладости Верхнего Города
греют стекла витрин.

Духом святого спирита,
плотию гад морских
оберегаться принято
бед и сует мирских.

Правильного питания
не достает вовек,
это ль не испытание –
Бергамо, первый снег.

Старый театр Бергамо –
жиголо нежных дам.
Выход, сцена у берега –
первой любви плацдарм.

Столько нашепчут верного
шелестом местных лип…
Старый театр Бергамо,
старокремонский скрип.

Федра ли многоярусна,
волен ли персонаж…
Доски грохочут в ярости.
Гибель богов. Кураж.

                               2006

интермеццо по Чехии

I

Тихо Браге, Тихо Браге,
собери свои бумаги,
приспусти на башне флаги –
сякнет верный датский грант. –
Преисполнившись отваги,
обнови чужие саги –
будешь эмигрантом в Праге
конвертировать талант.

Тихо Браге не соперник
Птолемей, Гиппарх, Коперник
(Т. Л. Щепкиной-Куперник
не соперник Пастернак.) –
Зодиак, судьба, харизма…
Вот что важно – линза, призма,
геогелиоцентризма
каждый признак, каждый знак.

Где мосты ласкает Влтава,
ты оспоришь право нрава –
вновь тебя окормит слава,
примет старый Пражский Град –
там в часы ночной прогулки
звезды ярки, своды гулки,
небо вертится на втулке,
крылья ангелов скрипят.

Ходят звезды по расчету,
раздражая зренье черту –
он сзывает ведьм когорту,
раздает им по метле.
Шевелят хвостом кометы,
бедами грозят приметы,
шкоды и апологеты
впрок плодятся на Земле.

Тихо, тихо, Тихо Браге –
в царстве нежной влтавской влаги,
в море пенной пражской браги,
в шаге от великих тайн,
в лоне въедливых империй,
на пиру чужих мистерий,
не смутясь иной потерей,
ты тетрадь свою достань.

II

Было в Праге: без надрыва
(хмуро, муторно, дождливо)
окунал усы я в пиво
и сливовицу глотал.
Звезд не видел. Выйдя к Витту,
отдавал, не веря гиду,
дань готическому виду
и разглядывал портал.

Ведал я о (в общем, куце)
Кафке, Майнринке, Перуце,
и что Гусу не прогнуться
из почтенья к старикам,
куртизанка, партизанка,
в баре Швейк, в костре вязанка,
два юнца по ходу танка –
это было где-то там.

А теперь, в цыганском гаме –
Вацлав, лошадь вверх ногами,
Гавел, мягкими шагами
покидающий дворец,
ход свобод, немного веры,
Власты, Драгомиры, Веры,
Батя, ПСС КундЕры,
МА
ла СтрА
на, Бубенец.

Было странно мне, признаться,
на трамвае “восемнадцать”
к этим стенам подниматься,
наблюдая листопад,
озирать мосты и реку
и тринадцатому веку
вдруг протягивать молеку-
лярный цепкий аппарат.

Листопад. Забыто лето,
тайны многослойных гетто,
два притопа, три поэта,
безнадежный театр теней…
Эта ведьма на подвеске,
словно из pověsti české,
на прозрачной тонкой леске –
вновь напомнила о ней.

III

Реет флюгер, ветер крепнет,
время ось вселенной кренит,
разыгрался юный Кеплер,
вертит вектор, как пращу,
бочки мерит, звездам верит,
перья точит. В небо вперит
взгляд – мол, я – об этой сфере,
в ней гармонию ищу.
Ошибешься – не прощу.

                                2008

credentials

Жил человек, его звали так-то и так-то,
сын такого-то – впрочем, он явно и сам не промах,
во чужом пиру, не имея довольно такта,
бушевал, насмешничал – в царских, порой, хоромах.

Он умел на меч насадить за косые взгляды,
надломить копье, уплывая от пьяной погони,
если надо – вдоль леса увлечь боевые отряды,
и по морю прокладывать путь при любой погоде.

На зеленом острове дом он поставил. Пашню
распахал, несчетно добычи свез из набегов,
подбавляя побольше крови, поменьше фальши,
он сидел у огня, говоря за вещих Олегов.

Если в браге отрава – рог прорезают руны,
грабежей и негоций след – за кормой теряться,
поднимаются солнца, ночь освещают луны,
и из уст жестоких – рокот аллитераций.

                                                                 2008

повести с открытыми финалами

повести с открытыми финалами
начинаются палатинами квириналами
переходят в почти криминальное чтиво
бронзовомраморновелеречиво

хорошенько вымуштрованные фаланги
с кораблей сгружаются словно ангелы
и теснят теснят к заповедному краю
слышишь я падаю я умираю

                                                     2007

сатиры

Судя по вазам, сатиры любили по бабам,
Бог за порог – а они уже тянут ручонки.
Буйная плоть затаилась за дубом и грабом,
Тело трепещет по каждой пролетной девчонке.

Судя по яблоку, мир не сводился к искусу,
Знать, первоназванный фон не способствует плачу,
Тонкая соль на обводы ложилась по курсу,
Греки сбегались на быстрых челнах на раздачу.

Судя по мифам, кипело по сангвам и лимфам,
Так припечет – только б туче нагрянуть с востока.
Судя по нимбам, святые не прочь бы по нимфам,
Судя по книгам, они отпирались жестоко.

Судя по язвам, во сне им бывало неловко,
Долгая святость носителя делает нервным,
Чтоб устоять, боевая нужна подготовка,
Тяжко посланцев учить подходящим манерам.

Колкая пряжа прядется и сучится дратва,
Взносится мысль, иногда подавляя масштабом,
Глянешь – в повестке опять воздержания жатва.
Что ж им неймется? Не лучше ль – по нимфам, по бабам?

                                                                         2007

casting

мои герои
не желающие быть несчастными
с глазами грустными
с делами преимущественно частными
не стоящие на месте
если пьющие то не от горя
не ждущие милости
ни от земли ни от моря
небессмертные неосторожные
упрямые
безнадежные

                               2008

великое переселение

Играйте, греки. Грозите, персы. Летите, гунны. –
В таком-то веке, крутые перцы, косматы, юны.
Звучите, мессы. Гудите, струны. Смежайте веки.
Шумите, персы. Неситесь, гунны. Резвитесь, греки.

Пируйте, готы. Решайтесь, саксы. Ликуйте, персы.
Делитесь, квоты. Гудите, факсы. Ревите, “мерсы”.
Наличьте чеки, метите лоты, сводите сальдо, –
Гребите, греки, шустрите, готы, старайтесь, скальды.

Берите доли от ввоза соли, от ввоза специй.
Вдохните воли. Засейте поле. Сиди, Боэций.
Язвите, парки. Святитесь, Пасхи. Скачите, скифы.
Пляшите, панки. Жирейте, папки. Кружите, грифы.

Всё на экране – берите страны, крушите скалы.
Вперед, парфяне. Вперед, норманны. Вперед, вандалы.
Пасти народы, учить фольклоры, снимая стрессы…
Летите, годы. Сияйте, горы. Грядите, персы.

                                                                   2008