Последний подарок отца

Диана Никифорова отчасти следует традициям примитивного письма: намеренное упрощение синтаксиса, неточные рифмы, нарочитая простота. Сюжетное ядро почти каждого стихотворения составляет какое-то очень незначительное событие – бытовое, рядовое, повседневное. Но внешнее и бытовое переживается как экзистенциальное, провоцирует на размышления о любви, жизни и смерти. Лирическая героиня словно пребывает одновременно в двух измерениях – с одной стороны, в границах зримой и грубой физической реальности, а с другой – в реальности метафизической. Это объясняет природу противоречий, на которых строится поэзия Дианы Никифоровой: телесное и духовное, низкое и высокое находятся в тесном сопряжении, а семантической скрепой становится тоска по идеалу – по тому, что безвозвратно потеряно или вообще не случилось.

Образ лирической героини тоже строится на противоречиях: с одной стороны, хрупкость, трогательность, женственность и одновременно детскость, а с другой – резкость, маргинальность, «пацанковость», что находит выражение на уровне языка: Диана Никифорова умело использует диминутивы, жаргонную, просторечную и даже сниженную лексику. Возникает эффект очень искреннего, смелого, экспрессивного высказывания. Это поэзия, репрезентирующая чувства, эмоции, состояния, даже физиологические ощущения, поэтому автор так последовательно апеллирует к сенсорным модальностям. Это поэзия, требующая от читателя, прежде всего, способности к эмпатии, но автор ни в коем случае не манипулирует чувствами аудитории: ненавязчиво и очень тонко Диана Никифорова напоминает каждому из нас известную истину про спасительную силу красоты и про хрупкость этой красоты, которая сама нуждается в спасении.

Ирина Кадочникова

СВАДЬБА

вечер. горячая ванна. конец холодного дня.
я прикрываю пеной грудь и начала ног.
снова делаюсь маленькой. память – холст для ремня.
не бойся, послушная девочка: до свадьбы оно заживет.

уточка. где моя уточка. кто ее утопил.
такая желтая. с глазками. с клювиком. без мозгов.
ищу двадцать лет. не находится. падаю в воду без сил.
тону, но на сушу тащат хвосты-плавники стихов.
под раковиной шершавой, за ванной, в комоде – нет.
уточка. где моя уточка. последний подарок отца.
бросила желтую птицу сама вместо горстки земли.
сама полюбила мужчину без сердца и без лица.

вечер. остыла ванна. конец холодного дня.
я убираю пену с груди и сомкнутых ног.
снова делаюсь взрослой. пусть пялятся на меня
бог-муж, бог-отец и общий святой несусветный бог.

ШАШЛЫКИ

я помню, как пошла на шашлыки.
любовник-зэк моей подруги
справлял др в райончике «лески».
горел костер. воняли мясом руки.

как мы достали из пакетов зелень,
томаты, мазик, соль и огурцы.
и обнаружили, что нож с собой не взяли.
и как сказал колян: «не ссы-

те все, я всё уже придумал.
и начал резать ртом салат.
кусал – выплевывал в тарелку, а не
кусал – плевал, так много раз подряд.

потом заправил, пригласил к столу.
я помню, как моя подруга ела
с любовью, аппетитом и т.д.
и как от комаров чесалось тело.

«лески» давно уже срубили.
шашлычная любовь сидит в орле.
я в ресторане заказала стейк.
мне двадцать пять и ничего не вкусно
мне.

СУПЕРКЛЕЙ

я смотрю на свои
осуперклеенные пальцы
и думаю о вечной любви.
а если спросить у меня:
«что клеила ты в два часа ночи?» –
то я ничего не отвечу.
потому что забыла.

потому что два склеенных пальца –
это не средний и безымянный.
у них есть имена:
ромео и джульетта,
джек и роза,
фандо и лиз.

а если склеить все пальцы рук,
то мои веточки станут плавниками,
и я смогу плавать вечно.
и если спросить у меня:
«что клеила ты в два часа ночи?» –
то я ничего не отвечу.

ботинок?
ваза?