Под Рождество на Чистопрудном

* * *
…немногих слов на лентах языка,
но слишком неразборчива рука,
и древо опускается во тьму,
затем, что непостижная уму
из тысячи невидимых ключей
сплетается во тьме среди корней
и новый намывает алфавит –
ручей петляет, дерево горит.

* * *
Обрастаешь стихами, как будто вторая кожа
первой поверх покрывает лицо и руки;
даже вещи все больше похожи на рифмы Блока
или на Фета, его наливные звуки –

обрастаешь вещами, и вещи пускают корни,
шкаф или штору подвинуть – уже проблемы:
высыпают приставки и суффиксы, только дерни,
гладкие плавают в мыльной воде морфемы.

Обрастаешь собой, открывая в себе чуланы,
комнаты, где не погашен огонь, ампира
бесконечные лестницы – набережные канала –
бродишь всю ночь и не можешь найти сортира.

* * *
Москва! несгораемый ящик
моих неземных платежей –
пропал полированный хрящик
в бурьяне пустых площадей.

На римских руинах Манежа
гуляют столичные львы,
уносят высотные краны
на небо фрамуги «Москвы».

Наденешь резиновый плащик
и в путь не касаясь земли.
Я был неумелый рассказчик:
ладони в кирпичной пыли.

Зашейте меня, как военный
пакет за подкладку – Москва!
и гонят по небу, как пленных
полвека назад, облака.

* * *
Под Рождество на Чистопрудном
бульваре, где я жил когда-то,
сердечко екает в нагрудном
кармане старого солдата –

ключом на проволочной связке
я открываю эти двери,
где наши детские коляски
и наши черные портфели.
Я прохожу по коридору
под безутешным снегопадом,
я слышу запах «Беломора» –
кофейным пахнет суррогатом.

Кому накрыли стол под лампой?
Зачем рыдает радиола?
Метель беснуется за рамой –
и мятный привкус валидола.
Они пройдут из темных комнат –
мне разговор их непонятен,
как много в доме темных комнат!
как мало в мире светлых пятен!

Когда всю ночь на Чистопрудном
зима качает фонарями
и поднимается по трубам
над ледяными зеркалами –
тогда по ниткам, словно черти,
сигают ангелы на стогна
и крылья складывают в плечи.
И заколачивают окна.