Памяти поэта
О книге Михаила Зива «Письма к Лавинии»[1]
К первой годовщине траурной даты в «Библиотеке ИЖа» вышла в свет книга стихотворений Михаила Зива (15.10.1947–01.07.2015). Хороший повод для того, чтобы поговорить об этом пока еще недостаточно оцененном поэте, который незадолго до ухода так подводил итог своего временного соседства с нами – родными и неродными, знакомыми и незнакомыми:
Не говори, что все мы тут родня.
Светло со мной – светло и без меня.
Я был тот лох, использовавший воздух
Для памяти, для зренья, для огня
И сеянья заветного в бороздах.
Его суть определялась с первого взгляда. Он выглядел, как поэт, говорил, как поэт, вел себя, как поэт, – не в смысле похожести на какого-то конкретного носителя этого звания в прошлом и настоящем, а в смысле полного интуитивного совпадения с общим понятийным образом поэта, так или иначе существующим в сознании каждого. Но главное – он жил, как поэт. А для этого уже требуется немалое мужество в обществе, где на таких людей смотрят в лучшем случае с жалостью и презрением.
Миша Зив жил работой со словом – именно это, помимо сведенной к необходимому минимуму возни с повседневным бытом, и составляло содержание его жизни. Слово – единственный материал, сотворенный человеком самостоятельно. Все остальное – краски, звуки, камни, нефть, руда – то есть все то, из чего мы изготавливаем наши дома, симфонии, компьютеры, самолеты и живописные картины, существовало в мире задолго до нашего прихода. По сути, все вышеперечисленные продукты не являются творчеством; процесс их создания представляет собой всего лишь рекомбинацию уже имеющихся полуфабрикатов, одолженных нам Создателем, их единственным законным Хозяином.
Для того чтобы поумерить гордыню человека-творца, достаточно напомнить, с какой скоростью – по меркам мира – распадаются на исходные элементы наши города, корабли и одежды, когда мы на время приостанавливаем их постоянную эксплуатацию. И это логично: одолженное возвращается к Владельцу. Все в итоге возвращается к Нему – все, кроме слов. Потому что хозяева слов – мы, люди. Мы сотворили их, а из них построили и продолжаем строить словесные миры, в которых отражается мир Создателя и Он сам. И если исчезнем мы, вместе с нами исчезнут и слова – бесследно, не распадаясь на атомы. Именно в этом смысле следует понимать заведомо запланированную Создателем Богоподобность человека: …по образу Своему, по образу Божию сотворил его… (Бытие 1:27).
Адам тоже творец, наряду с Творцом, – это и только это отличает его от прочего живого и неорганического мира.
Зачем Создателю понадобилось такое странное, из ряда вон выходящее существо? У меня есть только одно подходящее объяснение: Творцу, бесконечному в свойствах и качествах, кое-чего все-таки не хватало до идеальной полноты, идеального совершенства. А именно: возможности взглянуть на Себя со стороны. В самом деле, принципиально невозможно найти эту «сторону», если ты содержишься в каждой песчинке сотворенного тобою же мира. Желанное зеркало можно разместить только вовне, там, где ты будешь не содержанием, а отражением – иначе никак.
Словесные миры, сотворенные человеком, и представляют собой такое зеркало для Создателя и Его мира. Нет сомнений, оно кривое-горбатое и продуцирует скорее искажение, чем отражение. Но другого пока, увы, нет, так что Хозяину приходится довольствоваться наличным и надеяться на лучшее – ведь человек продолжает работать над словом, постоянно выправляя и полируя продукт. Как знать – возможно, наступит момент, когда Создатель наконец-то увидит в сотворенном нами зеркале хотя бы отдаленное подобие Себя…
Если это объяснение верно, то именно слова – суть единственное назначение и оправдание человеческого бытия. А все остальное – дома, компьютеры, симфонии и их производители-фабриканты – не более чем питательный гумус, грядка для выращивания слов. Слов и поэтов. Потому что поэт – квинтэссенция работы над словом, истинный зеркальных дел мастер, исполняющий заказ главного Клиента. Получается, что человеческий род целиком и полностью обязан своим существованием именно им – поэтам. Да-да, вот этим презираемым странным задрыгам, прозябающим на крыше городской трущобы, в то время как мимо катят в лимузинах удачливые производители денег. Но пусть никого не обманывает видимость: все эти «удачники» существуют лишь для того, чтобы рожать поэтов. И, конечно, для того, чтобы всем скопом производить слова – материал, из которого поэт строит свое зеркало.
Понимает ли это поэт? Осознает ли он неимоверную важность, тяжесть, честь ноши, которую взваливает на свои плечи? Конечно. По крайней мере интуитивно это становится ясно уже в тот ни с чем не сравнимый момент, когда в зеркале – пусть кривом, пусть горбатом – впервые мелькает неясная тень Создателя. Вот оно! Поверьте, эти секунды ярче и продолжительней жизненных сроков всех банкиров, королей, президентов и прочих убожеств, вместе взятых.
Вопрос в другом: готов ли поэт жить, как поэт? Гумусу, назначенному жрать, испражняться и рожать, нет до него дела. Гумусу плевать на поэта – но сам он не может позволить себе подобного отношения к Делу.
Поэт обязан соответствовать своей Миссии. Поэт обязан посвящать себя работе над словом – целиком, до конца, отвлекаясь лишь по крайней необходимости. Поэт не вправе стесняться того, что он поэт. Поэт должен быть гордым. Не нужно путать эту гордость с самолюбованием, с нарциссизмом, в который иногда сваливаются те, кто пытаются стать поэтами. В паре «человек – работа-над-словом» главной всегда является не первая, а вторая составляющая. К ней – и только к ней – и адресуется гордость поэта. Гордость Адама, понадобившегося Создателю для столь необычного, столь неподъемного ремесла. Гордость творца, подобного Творцу.
Миша Зив обладал именно такой гордостью – без грамма самовлюбленности. Миша Зив не стеснялся своего звания – он соответствовал ему каждой минутой своей жизни. И в этом мне видится его главная заслуга. А что касается качества получившегося зеркала – об этом пусть судит Заказчик.
Светлая память поэту.
[1] Михаил Зив. Письма к Лавинии. Иерусалим, «Библиотека Иерусалимского Журнала», 2016.