Памяти Александра Ткаченко

Александр Ткаченко был человеком феноменальной энергии, успевал повсюду, не мог сидеть без работы, без дела. И, когда уходят такие люди, поневоле думаешь: а может быть, лучше забиться в нору и просидеть там до старости? Он так не умел.

Футболист, ставший поэтом, поэт, ставший правозащитником, правозащитник, ставший чиновником (всё равно оставаясь поэтом); чиновником, тянущим на себе воз претензий многочисленных членов Русского ПЕН-клуба, каждый из которых доставлял ему, кажется, столько проблем, что и на одного-то жалобщика или спорящего тысячу Ткаченко надо.

Он сколотил свою команду. В нее по чистой случайности на какое-то время вошли я и мой друг Санджар Янышев. Мы сторожили здание ПЕН-центра. Вот такая проза. Но Ткаченко принял нас туда именно потому, что знал, насколько нам сложно приходится и насколько нам нужна была на тот момент хотя бы временная работа. Он знал, что мы поэты. Это – выражение цеховой солидарности, поступок.

Я приходил на смену, и мы могли сидеть, разговаривать часами. Говорил он в основном о литературе и о футболе. Эти две страсти его не отпускали. И еще: при всей резкости высказываний, Ткаченко был человеком чрезвычайно мягким, даже нежным, я бы сказал. Он очень любил людей. И всегда старался им помочь.

Не все отвечали ему тем же. А он метался по всей стране – от Москвы до Владивостока – только для того, чтобы отстоять чьи-то права, чтобы доказать, что писатель – не последний винтик в механизме жизни. И у него это получалось. И то, что его уже нет, никак не стыкуется с реальностью, со здравым смыслом. Я не знаю, кто может занять его место.