Окошко между временами

* * *
Пока я по земле хожу
и вижу все, на что гляжу
и что воображаю,
и вспоминая, и любя,
жизнь, все, что знаю
про тебя,
чего не знаю.
И я хочу еще
успеть,
начать
и выдумать,
посметь
и рыбами заполнить сеть,
заделав брешь к закату.
Тут иногда проходит смерть
и тихо говорит: «пометь
вторую дату»

* * *
Словно зернышки, брошенные на траву,
Птицы спят, оставаясь в ней на плаву.
Вырастают с разгона лихою дугой
Перелетом из этого сна в другой.
Как цветок, обнимаясь с водою в земле,
Птицы воздух с собою несут на крыле
И, на вдох опираясь, со взмахом на чет,
Птицы корни пускают, где ветер растет.
Стая горстью ложится, подобно зерну,
В небеса, как в распахнутую целину

* * *
Было бы окошко между временами.
Даже небольшое мутное стекло.
Подышал бы тихо и протер руками
И смотрел бы долго, чтобы повезло.

Брошу две монетки, сдвинется заслонка,
Контролер в фуражке песенку свистит,
В очереди сзади кто-то плачет тонко,
Номер на ладонях, дождик моросит.

Наклонюсь над светом в пластиковой раме,
В нашем прошлом утро, солнце и тепло.
Может быть, увижу маму вместе с нами.
Жалко, не услышу – толстое стекло

* * *
Еврею главное веселье – погрустить
и в стену плача упереться лбом,
и, помня Бога, думать о былом,
еврей о будущем не помнит. Чья вина,
что на пути еврея всюду ждет стена,
и яма плача сорванной землей,
как содранною кожей,
покрыть не может детской плоти божьей.
Как спрятать их надежней, наконец?
Хотя бы в дыме, вот они плывут,
и скрыты очертания телец,
и над землей летают, навсегда
там, где дожди и прочая вода,
как будто небо – это детский пруд.
Омытые от дыма не видны,
прозрачные, взлететь не могут выше,
пока все не отмолены, мы дышим,
мы дышим ими, стоя у стены