Обзор журнальных публикаций

Геннадий Русаков. Ушла с цветами прима… – «Знамя», 2015, № 12

Будучи профессиональным синхронным переводчиком, находит самые точные слова для выражения чувств и мыслей. Стихи – исповедь, яростная и горькая. Ностальгия по прошлому и настоящему одновременно. Готовность к худшему: «Чему свершиться – то произойдет. / Что ж путаться у Бога под ногами?» Хотя, местами, слезы и проглядывают, лирический герой, как стойкий оловянный солдатик, готов к любому исходу, но без драки не сдастся.

Парадоксальным образом страна, в которой автор провел последнюю четверть века, никак не проявлена. Ощущение, что он и не покидал Россию, в которой беспризорничал в юности после ранней смерти родителей. Отсюда, возможно, железная хватка, с которой лирический герой вгрызается в жизнь.

Никаких иллюзий. Никаких. Все слишком ясно, и новый день уже ничего не обещает. Зато много сожалений: «но поздно понял цену малых дел, / касанья рук и утешенья взгляда». Удивительное сочетание лиричности и мужественности.

Ключевое стихотворение:

*   *   *

Я жить хочу. Я требую повтора.
Продленья. Возмещения затрат.
Заткните уши, чтоб не слышать ора:
«Я жить хочу – трикратно, впятикрат!»
Я быть хочу и говорить об этом.
Терять дыханье от биндюжных гроз.
От пьяных лун над нашим сельсоветом.
Быть, черт возьми! Я возраст перерос.
Мне мало дней по Божьей разнарядке,
Его добавок – пары лишних лет.
…Довольно, больше не играю в прятки –
кончается классический балет.
Погашен свет, ушла с цветами прима.
Фанаты стихли, все уже не то.
Из раздевалки смотрит нелюдимо
последнее бездомное пальто.

Ирина Ермакова. Маятник. – «Новый мир», 2016, № 1

Сразу обращает на себя внимание отсутствие названий стихотворений. Потом понимаешь, что они и не нужны. В сущности, вся подборка – одно большое стихотворение, имеющее завязку, кульминацию и т.д. Центральный образ – маятник, им и озаглавлена подборка. С каждой строчкой темп ускоряется, образы становятся более безысходными. Вначале «мертвые листья ветер / над головой несет», затем оказывается, что «хорошо быть мертвым поэтом работать эхом / эхом в горах под неизвестным светилом», дальше: «Смотришь в окно детсадное: дождь-дождь / кажется, все зальет, никого не найдешь».

Стихи-бормотанье. Им подошло бы монотонное чтение, которое по-особому высветило бы авторскую идею.

В последнем стихотворении наступает развязка, все-таки не все потеряно. И маятник больше не маятник, а солнечный луч. Вспоминается ахматовское: «На рукомойнике моем / Позеленела медь, / Но так играет луч на нем, / Что весело смотреть».

Ключевое стихотворение:

* * *
И будто маятник очнулся
Помедлил и быстрей быстрей
Расталкивая воздух плотный
И в нем столпившихся людей

Сечение в одно касанье
Тяжелозвонкое зиянье
И свист и чирк и ликованье
И неизбежный разворот

Размах налево и направо
И вниз опять а там под ним
Распластана его держава
Четвертый рим девятый крым

И тень за ним бортпроводница
Не отстает вперед вперед
Крылатка ласточка черница
Кому свистит? Кого поет

И шаткий луч за ним крошится
какой любви? каких свобод?
сверкает огненная спица:
лети! Да кто ж его качнет?

 Александр Кабанов. Стихотворения. ― «Новый берег», 2015, № 50

Никогда не знаешь по первым строкам, куда заведет читателя автор. Иногда и сам автор этого не знает. При этом логика стихотворения будет практически несокрушимая. Убедительные тексты, из которых невозможно вычленить ни слова, ни запятой. Виртуозно оперируя знакомыми предметами знакомой действительности, автор, подобно художнику или фокуснику, создает совершенно новую картину мира, в котором «как пустой разговор, отправляется в парк трамвай», «озябший кузнечик прижмется к трамваю». Не просто удерживает внимание читателя, а заставляет его пережить всю гамму чувств, но почти всегда, к счастью, оставляет надежду на лучшее.

Узнаваемость – то, что, с одной стороны, безусловно, является достоинством, свидетельством собственного голоса, который ни с кем не спутаешь. С другой – неаргументированное желание услышать от автора что-то не кабановское. Может быть объяснено тем, что от него, как ни от кого другого, ждут сверхнового и сверхнеожиданного.

Ключевое стихотворение:

*   *   *

Он пришел в футболке с надписью: «Je suis Христос»,
длинноволосый, но в этот раз – безбородый,
у него на шее – случайной розой расцвел засос,
у него возникли проблемы с людьми, с природой.
Золотую рыбку и черный хлеб превращал в вино,
а затем, молодое вино превращал в горилку:
так ребенок, которому выжить не суждено –
на глазах у всех разбивает кота-копилку.
Как пустой разговор, отправляется в парк трамвай,
светотени от звуков – длинней, холодней, аморфней,
но воскрес Пастернак, несмотря на скупой вай-фай,
и принес нам дверной косяк, героин и морфий.

Вадим Месяц. Мотель для Монте-Кристо. – «Новая Юность», 2015, № 6 (129)

Надмирная поэтическая отзывчивость. Пишет так, как будто и не было никого до автора. Убедительно рассказывает о том, что: «осень наступает в день отъезда», а «страдание ощутимей вдвойне, / если остаться вдвоем». Запоминающиеся, неожиданные образы и метафоры, сквозь которые порой еще нужно пробраться, как сквозь джунгли, и додумать, что же хотел сказать автор. Стихи странника, осознающего быстротечность не только времени, но и пространства: «едет трамвай – ты вместе с ним дребезжишь».

Начиная говорить о конкретных вещах, то и дело обрывает себя, замечает деталь пейзажа или быта, вероятно, существенную для автора, затем снова продолжает первоначальную мысль, но и ее не договаривает. «Дождик стекает вниз по стеклу. / Смокинг взят напрокат. / Сегодня придется спать на полу. / А утром придет адвокат».

Обычная ситуация разрастается до философского образа: «Мы слишком долго искали дом, / но предпочли мотель».

Определить принадлежность к какому-либо «изму» или поэтической «школе» затруднительно.

Ключевое стихотворение:

ПОБЕГ (7 ЛЕТ НАЗАД)

Осень наступает в день отъезда
я без сожаления сдаю постояльцам свой дом
понимая, что озеро стало другим
и ветер сменился, как и расположение звезд

Я отношу рыбу соседям, олени смотрят на меня
из-за деревьев: морды их удивительно глупы

В аэропорт мы едем с иранским таксистом
похожим на персидского принца
и я тешу себя надеждами Монте-Кристо:
внезапно нагрянуть в новой одежде
и с ворохом пышных подарков
не догадываясь
что лучше бы мне остаться здесь

Жестокость всегда имеет причины
если бы я знал о них раньше
то стал бы безжалостен сам
только бы не подавиться от смеха.

 Андрей Пермяков. Стихи. – «Арион», 2015, № 3

Конечно, жизнь трагична, и поэт это чувствует лучше всех. Безыллюзорный мир, в который автор всматривается и пытается отобрать у вечности хоть что-то. Например, паровоз, «Непобедимый, последний, невредимый и целый, / весь до трубы вороной, по ободочкам – белый».

С легкой бравадой фиксирует свое состояние: «до большого одиночества – / ерунда, Господня шалость: / все начнется и закончится, / точно и не начиналось».

Шаманит, обоснованно используя повторы: «Снег говорит. Снег говорит? Снег говорит… / Снег, снег, снег. Спишь».

По коротким и емким названиям стихотворений невозможно определить, о чем пойдет речь. «Двоюродный» – речь совсем о другом, хоть и связанном с родственником. О том, что нельзя поправить. Выход? Где выход? Может, здесь: «Небо, нарисованное химическим карандашом, / цветет акварельными, очень простыми знаками».

Ключевое стихотворение:

ДИАЛОГ

– Этой ночью очень черна вода?
– Ночь и ночь. Вода и вода.
– Здесь глубоко?
– Да.

– А здесь?
– Да.
– Что «да»?
– Черная здесь вода.
– А вот здесь как?
– И здесь глубоко.
– А тут отчего бело?
– А тут вода кувырком.
Хотя тебе-то чего? Ты ж по ней аки посуху.
– Посуху, говоришь? Ну, бывает и посуху.
Только ты это… Потычь насчет дна посохом.

Наиля Ямакова. Стихотворения. – «Зеркало», 2015, № 46

Детали собственной биографии становятся поэзией. Почти как у всех. Лирическая героиня словно находится в вечном путешествии, при этом надеясь вернуться, хотя и не хочет признаваться в этом. «Меня выбросило, как бумажку, / И метлой замело под кровать. / И теперь со случайной промашкой / Жить, стареть, засыпать, умирать».

Сохраняет в памяти места встреч, разговоры, прощания. Ощущение незавершенности поэтического высказывания. Растерянность. «И другой язык и гражданство у твоих детей».

Щемящая грусть. Свет. «Где начинается я, где кончается он, / где океан». В сущности, всех нас волнует одно и то же.

Ключевое стихотворение:

* * *
Я спросила в пустыне последнего трилобита,
Как прожить сегодня, когда будущее размыто:
Нет законов, даже кальций вымывается из костей,
И другой язык и гражданство у твоих детей.
В Мертвом море удит правоверный рыбак из ИГИЛа.
Все сначала ярко горело, но быстро остыло.
Головой Иоанна играют в футбол в шароварах,
Закипают кофе и кровь на Больших бульварах.
Самолеты летают, подводные лодки тонут.
И моей рукой трилобит был тронут.
На Иудею опустился кромешный туман.

Где начинается я, где кончается он, где океан.
Звезды падают в рот, как черные вишни.
Он спустился с Синая и смотрит дико.
Тишина воцарилась, и только слышно,
Как кричит крапива, как кровоточит земляника.

Владимир Козлов. Главное – в придаточных. – «Плавучий мост», 2015, № 2

Собирание незначительных на первый взгляд подробностей постепенно воспринимается как некий прием, работающий на усиление идеи стихотворения. Тщательно выверенные детали, как части «Лего», в конце стихотворения складываются в нужную фигуру. При этом идею до конца не раскрывает – тоже, возможно, прием.

Очень точное название подборки. Действительно, весь постоянно ускользающий смысл – в придаточных. Потому неблагодарное занятие – выуживать цитаты из стихотворений.

«Поэтому вступив в непреднамеренный контакт / и заглянувши в мое зеркало души, / не удивляйся выбору: / великим умереть на моей сцене / или пройти и сгинуть для себя».

Чтение стихотворений – как подглядывание в замочную скважину чужой жизни, с которой почему-то мало общего, хотя всё, казалось бы, – о знакомом.

И, что редко встречается, многие строчки могут стать самостоятельными стихотворениями (одностишиями): «О, красивый добрый страшный лживый смелый человек!», «потерять можно всё, не вставая с дивана», «пьют каждый день до дна твою любовь и жалость», «кто заглядывал под капюшон, тот знает»…

Ключевое стихотворение:

СУДЬБОНОСНАЯ ДЕТАЛЬ

Я видел ее несколько минут;
мне показалось, у нее лишь одна черта –
губы – как незажившая рана;
казалось, ей их больно сжимать,
и даже когда она их подбирала,
те местами вырывались из границ –
будто из нескольких ягод малины
никак не получается сложить девичий рот,
и вместе с образом набухшей боли
жил образ зрелой ягоды, налившегося плода;

вот и судьба ее, и ничего не скажешь –
жизнь сотворена одним мазком:
помимо губ, в ней нечего и вспомнить, –
но примет ли она судьбу? смирится ли?
а ведь смиренье вызывает силы,
которые летят на боль и сок,
которые до гроба не отпустят;
или – в линию сожмет и переломит?
придумает свою историю покруче?
захочет сотворить себя сама?..

Сергей Шабуцкий. Пусто-пусто. – «Homo Legens», 2015, № 4

Цикл стихотворений, который по насыщенности образов, событий и обобщений вполне можно было бы назвать поэмой. Названия стихотворений: «Один-пусто», «Два-пусто»… «Шесть-пусто» и так до «Пусто-пусто». Последнее называется «Пропавшая костяшка». Поначалу это воспринимается как претенциозность, но по мере чтения все «складывается».

На редкость цельная подборка, каждое стихотворение продолжает идею предыдущего, придавая ей новый смысл.

Гимн своему детству, элегический, хоть и не без горчинки. «Элли с Тотошкой / Извещают меня письмом: / «Палево не изменилось. / Не продали дом. / Твои деревянные солдаты / Не знают гнили. / А тебе / У нас / По-прежнему пять».

Удивительное сочетание почти математически выверенного сюжета и свободного, раскованного рассказа без банальной ностальгии о себе и о своем детстве.

Ключевое стихотворение:

ПЯТЬ-ПУСТО

Пять
Мы копаем в огороде.
Возле мамочки – забор.
В поле бегают коровы,
Сзади них идет пастух.

          (Сережа Шабуцкий, 5 лет)

Пусто
Время года – полдень.
Двенадцатое июля.
Полдень Петра и Павла.
Как парило
Пахло
Жужжало
На твой День рожденья!
Жалко,
Что ты не помнишь.
Ты и мой
Мой День рожденья
Не помнишь?
Он, правда, зимой
А я вроде бы не об этом…
Помнишь, каким обедом –
Всё только что с огорода?
Не помнишь?
А что в твоем
Любимом
Городе-Ленинграде
На Петропавловской крепости
Каждый полдень –
Тоже не помнишь?
Знаю. Не маленький.
Мне давно говорят:
Ни городов
Ни дат
Ни огородов с обедами
Ни нас
Ни себя
Ничего ты теперь не помнишь.
И нечего стучаться.
А в Петропавловске Камчатском –
Полдень.