Метаморфозы

СТАРИК И ДЕРЕВО

Старик и дерево, похожие существа.
Старик врос корнями в прошлое,
земля – это прошлое, небо – будущее,
старик не может ходить, и все интересное кончилось.
Деревенеет, не гнется тело,
голова распалась на ветки, раскинувшиеся в никуда,
не соберешь их в крону, подрагивают на ветру,
а потом тишина, только сядет синица, чаще ворона,
и воробьи суетятся, противно чирикая.
Старику не нравятся эти ваши новые времена,
дети, как попугаи – ярко одеты и повторяют слова,
вырастают и прыгают по земле, что перекати-поле.
В небе мельтешат птицы, оторванные от почвы,
щебечут на непонятном дереву языке,
хлопают крыльями, и надо следить,
чтоб никто не задел последний зеленый листик.

* * *
Умирающий меняется каждый день, как новорожденный.
А до этого – каждую неделю, как младенец.
Еще раньше – каждый месяц, как малый ребенок.
А было раз в год – как вымахивает подросток,
так сдает старик.
Один набирается сил и желаний, другой теряет.
Один наливается соками, другой усыхает.
Одному жизнь все роднее, другому – уже чужая.
Пути их сходились, когда перемены заметны раз в десятилетие.

АЛЬЦГЕЙМЕР

Поэт

Он складывал буквы в слова так,
что его называли поэтом.
Однажды его корреспонденты стали получать письма,
написанные на неведомом языке,
хотя там повторялось ясное слово «нет».
«Нет унобо гыгрию мрх нет
крдрдр…».
Он все время работал,
писал и писал, как никогда раньше.
Жена заглянула в его компьютер,
там были проложены дорожки из гласных
на них кучками лежали согласные,
по обочинам стояли столбики из восклицательных знаков.
над ними висели звездочки.
Жена подумала: звездное небо,
точки росы, зазубрины запятых,
вопросительные головы,
бессмысленность речи,
визуальность условных знаков –
разрабатывает новую поэтику,
но он вышел из дома и потерялся.
Его привела полиция.

Вдруг он стал замкнутым,
на любой вопрос невпопад качал головой.
Ему прописали таблетки,
велели учить наизусть стихи.
Жена читала ему вслух:
«Буря мглою небо кроет»,
Он повторял: «кроэкроэкроэкроэ».
Он почти ничего не ел.
Однажды все изменилось.
Поэт все время смеялся,
Жадно сметал со стола все, что там было,
вино текло по шее,
одежда шла красными пятнами,
несмываемыми, означающими «навсегда».
Он никого больше не узнавал,
казался счастливым
и говорил «да». Дадададада.
Он будто не умирал, а высвобождался из жизни,
восстав против вложенной в мозг программы.
Стер ее полностью.
Жена вспомнила его интервью:
«Поэзия – это свобода», –
и только теперь согласилась.

Женщина

Идеальная жена,
беспрекословно довольная жизнью,
собой, своим тренажером,
парикмахером и везением – мужем.
Они всегда вместе, дома, в пути,
в его командировках по свету —
он работает, она отдыхает,
чувствуя себя первой леди
на деловых вечеринках.
Женщина без возраста – кошечка,
в меру кокетлива, в меру скромна,
так она представляет себе
скромное обаяние буржуазии.
Купила на рынке картины,
букеты маслом, для загородного дома.
В городе ей нравятся перламутровые отливы,
золотые нити, блестки,
конечно, скромнее, чем у артистов по телевизору.
Там говорили еще, что зеленый салат
надо не резать, а рвать руками,
она следует всем полезным советам.

В компании они любят играть в дурака,
однажды она не узнала козырь,
с тех пор так и не узнает.
Чистит овощи, режет, кромсает,
бросая в кастрюлю вместе с очистками,
не понимает, что здесь не так.
Вернулась вчера – не помнит, откуда,
откуда-то. И там, где была – не была.
За столом молчит, смотрит то ли в себя,
то ли в какую-то пропасть.
Я уже знаю, как это называется.
Знаю, что дальше.
Все будет так же, как если б она…
они и были – писатели и президенты,
к ним приходил Альцгеймер и умножал на ноль,
рвал когтями нейронные связи,
превращая мозг в сито.
Это месть постаревшему человечеству
за бойкот программы
плодиться и размножаться.