Коллаж

РЕЧКА

Если вдруг про эту речку
вспомнит кто-нибудь на свете,
непременно отовсюду
соберутся знатоки.
Привезут тугие сети
и надежные крючки.

И моя ручная рыбка
перестанет в речке плавать.
Только дно – речная память –
в зыбкой пляске все равно
сохранит сухой остаток –
тени бледное пятно.

ИЗ СТАРОАНГЛИЙСКОЙ ПОЭЗИИ

Вдоль леса я с подругой шел,
ни облачка с утра.
И вдруг, почувствовав укол,
прихлопнул комара.

Он, краткой жизни скинув груз,
медлительно упал.
А на ноге моей укус
расцвел, упруг и ал.

Почешется – простынет след.
Так через сотню лет
сровняется с землею холм
на кладбище глухом.

* * *
А где-то рядом, за углом,
за новой девятиэтажкой,
тот самый дождь идет пешком,
идет и не вздыхает тяжко.

Заглянет в память, как в тюрьму,
и сразу прутья станут тоньше.
Неслышно плещут по нему
детей бесстрашные подошвы.

САМОИЗОЛЯЦИЯ

В домашнем заточенье, как ни странно,
мне неизменно помогает ванна.
Без пропуска сажусь в ее ладью
и, пресекая бормотанье крана,
пересекаю молодость свою.

Я там и здесь, я зыбок и непрочен.
Двойник мой, суетлив и озабочен,
бежит на месте, крутит колесо,
и череда попоек и пощечин
морщинами ложится на лицо.

Билет просрочен. Вместо альп, италий –
минувшего случайные детали,
как зерна из дырявого мешка.
Я пуст и в основном горизонтален.
Я толстых книг бездомная тоска.

Когда б не страх, что истекает время,
зачем подолгу говорить не с теми
и с незнакомыми делить постель?
Смотри, как много времени, и темень
густа, и не предвидится гостей.

КОЛЛАЖ

1.
На льдине   белый человек
все непонятней в каждом жесте.
В конце концов, у нас ведь есть   и
покой,   деревья,   синий снег.

И смерть страшна – на первый взгляд.
Открой же книгу посредине:
лукошки ягод, дольки дыни.

На час   распахивает ад
окно застывшее.   Гляди не
во тьму, где шорохи слышны
и   неподвижный силуэт
крошится, точно   нет вины.

И остается бледный след,
неузнаваемый   на льдине.

2.
Прощайте, коловший глаза песок,
ворота белые, словно снег!
Далекой   лампы колеблется свет,
и горькая песня течет с высот.

Любая боль доболит до конца.
Средь   брошенных стен и развалин   спасен
негаснущий свет   твоего лица –
мой кроткий, мой безответный   сон.