Из книги «Улей»

*  * *
на болоте на гати
на авось на рожон
на благом сопромате
разведенный затон

арматурой наружу
и спустя рукава
здесь текучую сушу
огибает Москва

свет звенит и лучится
в длинный дом налитой
по воздушной границе
меж водой и водой

и по бедам по дырам
по лакунам квартир
так с невидимым миром
сжился видимый мир

как служебное чудо
и неслышимый звук
что горит отовсюду
и прозрачен на слух

что из всех космогоний
в перегудах времен
так свободен в законе
лишь нагатинский звон

МЕТЕЛЬ

Гудит ли слишком всеподъездное застолье
гребет ли дворничиха слишком бурно снег
немедленно – средь нас возникнет Коля
не мент не мусор не лягавый – просто Коля
душевный участковый человек

И ярость тает и пурга взлетает
обратно ввысь туда где всё – вода
и Коля тут же возглавляет запевает
и разливается и разливает
как горний лейтенант и тамада

По строгим стрункам д’ на пандури-мандолине
он строит мир он лепит дольний свет с нуля
и руки Колины по локоть в красной глине
и музы строятся из воздуха и линий
невидимых всего участка для

Они танцуют как грузинки – как сирены
звенят в ушах и убыстряют шаг
вот музыка вот смысл ее мгновенный
вот вольный звук идет как маг сквозь стены
и тут же увязает в этажах

Вот мы – Ты ж видел как мы пели
душа вибрирует еще струна горит
сдержи нас от гордыни и обид
и глухоты и круговой метели
пока темно пока Николо Руставели
что ангел форменный чистосердечно спит

*  *  *
Иван Трубецкой
по школьной фене Ванька-труба
лучше всех
рисовал тушью бизонов
в изостудии
басил на тромбоне в детской
джазовой банде ДК «Москворечье»
носился по набережной
на самопальном скейте
страдал по Марье-царевне
до самого выпускного
сражался с классной ру
за долгие свои патлы
стянутые в воинственный
хвост на затылке
и впервые напился на проводах
уже остриженный под ноль
и взорвался
вместе с грузовиком
на въезде в Грозный
приближаясь к месту своего назначения

Голова его
в черной вязанной шапочке adidas
описала красную дугу
в чистом небе над проезжей частью
и закатилась в кювет

А дурочка-жизнь
с лицом классной нашей руководительницы
все раздувала щеки
и щелкала щелкала
в дымном воздухе
блестящими своими ножницами

И невидимый тромбон
все трубил и трубил
«Блюз московских бизонов»
с прикольными школьными
проигрышами

*  * *
Дерево – ап! – и расцвело под балконом,
словно зажглись разовые соцветья.
Тьма шебуршит зеленым, липко-зеленым,
пальцем шершавым шарит по листьям ветер,
и, пробегая – шасть! – по диагонали –
шорх! – лепествы ерошит петит молочный,
длинно шипит, округляя воздух блочный,
свет надувая, шашни теней гоняя,
ветки ширяя, ночь до корней пробирая.
Брось, – гудит, – переживешь и это,
слышишь? – смерти не будет, а будет лето,
коли уж – расцвело.
И шелестит, листая наоборот
книгу крови, клейкую память рода.
В кроне – ш-ш – невидимая свобода.
Дерево прижизненное цветет.

*  *  *
Гляди на меня не мигая
Звезда говорила звезде
Мы точки моя дорогая
Две точки в вечерней воде

Трап лодочной станции
Лето
Зрачками присвоенный свет –
Две точки
Но этого света
Им хватит на тысячи лет

*  * *
Душно
не спишь и ждешь
воздух тяжел недвижим
Господи даждь нам дождь
врежь по засохшим крышам
располосуй хлябь
огненными углами

Грохнул и – кап да ляп –
всхлипывает над нами

Кап – не достал земли
ляп – пересверк протяжный
чад Своих утоли
семя великой жажды
каждую тварь омой
гулкоревучим – зрячим
господибожемой –
смой всё к чертям собачьим

Звякнул по проводам
зыркнули струи-змейки
гул пошел по листам
глине душе-жалейке

С ревом – чего жалеть –
тучный мешок распорот
свищет и хлещет плеть
ливень идет на город
тьмущую тьму кося
сущую сушь взрывая

Господи вот я вся
мокрая но живая

*  * *
Здесь, за смутными нежными сопками, где земля
закругляется бережно ржавой пляжной щебенкой,
неназойливо близкий мерещится профиль Кремля,
и вольно на неделю себя ощутить японкой.

Океана смиренней, хлада и жара его,
погружая солнце в залив Золотого рога,
понимая жизни серое вещество
как длину страны в ее пестроте широкой,

я стою на краю географии, мира, дня,
и Москва не зла, не суетна, не жестока,
это просто город, построенный для меня,
если смотреть на него из Владивостока.

ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ

Выдыхаю дым. Обращаюсь в дух.
За спиной ползет по насыпи скорый.
Сигаретка. Обзор желаний. Юг.
Темнота звенит, забиваясь в поры,
Под ногами галька бомбит слух.

Тормознул четырнадцатый. Прошел.
Отбежит волна и опять окатит.
Простучал кабульский, качая мол.
Я стою под небом в прилипшем платье,
Голова гудит, как медный котел.

Вскину руку – искры несутся в твердь,
Облепили купол, пробились в звезды
И дрожат, готовые улететь,
И шипят: никогда ничего не поздно.
Просвистел девяносто пятый грозный,
Волны рвут о сваи пустую сеть.
Сорок первый тянет горящий хвост,
Скрежет гальки тонет в цикадном хоре,
Вот последний лязгнул и всех увез,
Я стою одна по колено в море,
Черный свод желаний опух от звезд.

Оторвется мелкая – в никуда,
Крутанет восьмерку, пальнет для пробы:
Пшик! – а тоже – глядишь – звезда,
И плывет слепящее хорошо бы
В горизонт сквозь красные провода,

Где уже искрят, расщепляя темь,
Обгоняя ночь в небесах железных,
Эшелоны семнадцать и тридцать семь.
Загремят за край, накренится бездна,
Звезданёт – и сбудется.
Всё и всем.