Из книги «Пунш и лепет»
МАСТЕР
сделавши лапкой казенной хавке,
гребле кабальной, ходульной давке, –
камо грядеши, почто дерзиши,
детским кому кулачком грозиши,
тапки теряя, сквозь годы, души,
аки верблюд сквозь игольны уши,
жаря per aspera в россыпь астер,
в робе смирительной некто мастер… –
поступью нового анонима,
знамо, и мира и горя мима,
рогом алмазным, как бог, бодаясь
в кладку [егдаже – не дожидаясь –
схлопнутся с лязгом небесны люки],
сквозь ухмыляющиеся глюки
в дурке п…датого мирозданья…
*аvе, солдатик его страданья!
ну и – без паузы – до свиданья.
2 СТИХОТВОРЕНИЯ
1
всуе око зверело, еже греет – ища
[где вчерась вечерело – вечереет и ща],
в подреберьи свербило – что забвенье здробит
[накануне рябило – и поныне рябит],
неправа, тормозила – до чего доживу:
и мертва мнемозина – да живо дежавю.
ей же Богу, ребята, ни подайся куда –
то березка горбата, то рябина худа…
всюду шорохи леса, как салют издаля
от того ахиллеса [и его костыля] –
чтобы ты, золотая, памятуя пяту,
капитально плутая и по ту и по ту
визуального ряда, обошла [костеря],
где вчерась – эльдорадо, срамоту пустыря.
2
по всему, поначалу кто надо что надо пинал,
глюканул арсенал, слеганца тормознул персонал
[ху из ху не догнал, обознался, егда пеленал]…
посему, опуская базар, изложу за финал.
где на стогнах лавстори, кивая стопервой версте,
во бескрайнем просторе, в безымянной его высоте
подзастряла с собою-любимою наедине
[по колено – в г…не, но душою – в немеркнущем дне]
ляля – глаз не отвесть [и карета права, удалясь]…
где детали – не главное.
главное – жизнь удалась.
ТРИПТИХ
1
для послесловья – самое оно
вселенский ливень, хлещущий в окно
грядущее, иль пусто иль темно
на проводе – сухая хрипотца
спеца по отрицанию Отца
жестокий век, жестокие сердца
2
куда ни ткни – торги да кутежи
два каблучка, считая этажи
держи меня, соломинка, держи
понеже в этой лагерной глуши
нет ничего дотошнее души
никто не прав, и оба хороши
3
полночной стражи сонная ленца
да грамотка одна на два лица
да на прицеле – двое из ларца
два лазаря во гробе декабря
два козыря в руке у мытаря
два сизаря над люлькою Царя
КЛЕОПАТРА
1
где не по лжи раздолбаны колесы
и десакрализована стезя,
уже не в жилу – скалиться сквозь слезы,
но и собою быть уже нельзя, –
бедро – в парчу да плечи – в леопарда,
да разливанный нил – в крамольный рот! –
чтоб радостно взревели «клеопатра!»
сенат у ног и с задника – народ…
хоть как – а будь!
– проклятьем заклейменной
рабыней, полирующей пятак
[да что-нибудь – сверкнет! – в одноименной
бесцветной жизни]… или даже так –
очковою змеей, лишенной кожи,
прелестнице египетской под стать –
чтоб с нею и откинуться и тоже,
как эта сучка, каменною стать…
сухим быльем над яминой глубокой
ее судьбы…
…да как ни обзови –
но только бы – не публикой убогой
в амфитеатре
Гибнущей Любви…
2
не проиграв – не победить (с)
…потому, что не мужество – грезить о тронах
и не женское дело – плясать на гробах.
и нельзя – оставаться, второго не тронув
ни рукою у глаз, ни другой – на губах.
и резня ни низы, ни верха – не охотит:
ни египта, ни рима – одно воронье…
догоняй, кондотьер. клеопатра – уходит.
ибо сплошь изрешечено сердце ее.
потому, что оно за другое сражалось –
проиграв, победить этот призрачный бой…
потому, что не лжет эта жгучая жалость,
и тем более – эта безбрежная боль.
и бездушны потешные эти кордоны,
и свежи эти раны [перстами проверь!].
и толстенные стены на деле – картонны,
и бумажна – крест-накрест забитая дверь.
* * *
…в глухой байде любовных буден –
какая паника, милок,
как однокрыл и многотруден
полет и легок эпилог
где ничего не остается
помимо памяти о том,
как ничего не остается
от этой паники потом…
ПИИТ
Иди один и исцеляй слепых…
Ахматова
как ни кликай кастор полидевка –
сглотанет египетская мгла…
всяк пиит – как уличная девка,
манька из медвежьго угла.
как ни хмурь бичующие брови,
голытьба, прожорливая рать,
у земной, у скаредной любови –
сроду ни погреться, ни пожрать.
даже с той, которая до гроба,
сыт не будешь, строго говоря…
…ибо настоящая дорога –
та, где сроду нет поводыря.
паства, как положено – в рассействе,
за дверями – льет, как из ведра…
всяк один, все тонет в фарисействе.
на подходе – лысая гора,
та чернорабочая суббота,
личное сошествие в аид…
ибо настоящая свобода –
это одиночество, пиит.
ЖИЗНЬ [ИЗ «КНИГИ ЖИЗНИ»]
как ни туси по жизни в игроках
а полюбэ оставит в дураках
приберегая в любящих руках
на посошок, с усмешкой озорной –
неотразимой парой козырной –
земную ночь и ужас неземной
1
что до сабжа – не надо, не дети,
мимо рта заваруха земная
[пусть подробностей некуда дети
приблизительно припоминая
как обло лютовала по обе
да под носом вставала стеною
как откуда-то свыше в ознобе
обдавала водой ледяною
как во зное парку поддавала
как макала в очко головою
да в игольно ушко продевала
да с ладони кормила дресвою
как сгребала в объятия грубы
да в корыте молвы полоскала
эти, некогда манкие, губы
превращая в осколки оскала]
даже рта разевать не посмейте
у вольеры с ощеренной шизью:
если так создается посмертье,
то харэ называть это жизнью
2
хоть какою водой эту язвину сбрызнь –
это все, говорю, называется жизнь,
гдеже как ее ушлую лампу ни три –
а все то же вокруг [и оно же внутри]:
вечереющий холст, ободряюще пуст,
протекающий свод, паникующий куст
проживая, как свой, посреди пустыря,
прошлогодней листвой на ветру истеря
полудикий розарий невидимых ран
развороченный дерн и жирующий вран
да на финише, всплыв изоткуда невесть,
сквозь рекламную муть и реальную жесть
приоткрыт на прощанье влюбленным глазам –
двадцать пятого кадра искомый сезам:
поле, глина ее, колыма, полумгла…
гдеже тьмы полегли.
и сама полегла.
3
...тупое «тут», подпертое и запертое четою «твердо»,
темная тюрьма, в которую заключен неуемно воющий ужас…
Владимир Набоков
слоистое, как луковица, нечто.
шуршанье золотистой шелухи.
[дано – бессрочно. мнимо – бесконечно.
чревато – сверх. общительно – архи].
неряшливость ее и несуразность,
тупое, неподатливое «тут»… –
хоть так догнать [улавливая разность] –
откуда взят.
и то – куда ведут.
4
…колеся по зебре дождей и ведр
чудеся ночьми и дремля деньми
шелуху словес волоча, как ветр
грохоча невидимыми дверьми
норовя на полную выжимать
саданув дверьми, говорю, тюрьмы –
чую всею кожею, вашу мать:
не тюрьма – тюрьма.
да и мы – не мы.
5
…по следу шествуя, как тень
иезуитствуя «увиди»
в ночи настаивая «встань»
из синевы взывая «выди» –
мытарит прорвою утрат
враждою намертво связует
ждет со свечой у Царских Врат
и Чистотою истязует
дверьми и кронами шумит,
надежду крохотную теплит,
и мысль пытливую томит,
и недра трепетные треплет,
и мякоть розовую мнет,
и тлю податливую лепит,
пока Бессмертью не вернет…
*все остальное – пунш и лепет.