Из цикла «Впечатления из другой области»

1.

Как туман над поверхностью бурой реки,
подо льдом для которой куда как проще,
хуй проссышь почему,
потому хотя бы,
что не путаются рукава;

как подслепые пальцы затекшей руки,
они выходят по одному,
они закуривают сперва,
и уж не различают на ощупь
ни деда, ни бабы, –

слушай отца,
выпей чаю, не спрашивай, где я? –

ни курицы, ни иудея,
ни эллина, ни яйца.

2.

Зыблются, будто вода и песок,
ветром колеблемы, словно листва,
так и живут до сих пор там,
плохо стоят на твердом, –
видно, не дружат со спортом;

но восстанавливают по частям,
намывают себя по крупицам:
– Ну, ничего-ничего, не впервой,
снить, любисток
да борец с крапивой.

Чёрт догадал нас ходить по гостям
к этим невдалым убийцам.

Как не бояться мне их естества?
Брага да чага, вода из ручья,
птичка из швабры да прах из ружья.
Гостеприимные бомжи

медлят с ответом:
– Дело не в этом.
Если не в этом, так в чем же?
Чья это маска, – ничья.

3.

Вы не видали, как два богомола
лапки сцепляют в преддверии схватки,
или же то, как два халха-монгола
бросить друг друга хотят на лопатки?
Понаблюдаем же перед закатом
за теми, кто неутолимой томим
жаждой, — конкретно, за пьющим горбатым
и, соответственно, пьющим хромым.
Их разговор разгорается вечером,
если бы их наблюдали с утра б мы,
было б виднее, что пальцы их веером
есть результат производственной травмы.
Всю свою жизнь на родном комбинате,
просто работы иной Бог им не дал,
а в результате – потрогайте, нате, –
кисти их рук, словно знак heavy metal.

Да, на алтарь деревообработки
в жертву принес ну хоть пальца фалангу
каждый из них.
Пьющий горбатый слабеет без водки.
Вот он вздохнул: – Не сдаюсь, но прилягу.
И как-то сник.

Пьющий хромой
поднимает горбатого пьющего,
только теперь его
обнимает уже как брата.
Оба уходят домой.
Все они в принципе с дерево-
обрабатывающего
комбината.

И хотя презирают друг друга в душе,
у обоих на лицах – «я убит подо Ржевом»,
так что не дай боже вам,
не дай боже…

4.

Вот такие лихие малые,
с утра вроде синие, как молоко,
а рванут пивка, – и уже румяные,
сразу как-то дышится им легко,
и до часу дня ни о чем не пекутся,
ходят беспалые,
словно якудза, –
большие, средние, безымянные.