И узнал своего бога в лицо

Видимо, Александр Хан умеет быть очень разным, имеет несколько поэтических обликов, которые, несомненно, как-то между собою соотносятся, только еще предстоит понять, как. При обсуждении его стихов на «Полете разборов» одна из участниц этого обсуждения, Елизавета Трофимова, назвала их «абсолютно герметичными» (и обращала внимание на обремененность их экзотичной лексикой вроде «волюта» <sic!>, «финвал», «скопео», «антропофания», требующей от читателя изрядной начитанности). На переусложненность текстов Хана обращали внимание и другие участники того обсуждения. Между тем, если судить по той подборке, что досталась для комментирования мне, его тексты парадоксальным образом при этом еще и абсолютно прозрачны. Стихи, предлагаемые ниже, (почти) свободны от метафор, во всяком случае – явно стремятся к такой свободе.

Рецидивы прежнего состояния в новых его стихах еще есть, но теперь мы застаем автора на другой стадии его развития. Вероятно, с тех пор как состоялся упомянутый «Полет разборов» (а состоялся он еще в ковидные времена, то есть психологически и исторически давно), Хан перерос упоение самоценной сложностью и начал уверенное движение в направлении неслыханной простоты, ее высокоразреженного воздуха.

Стихотворения, которые мы видим сейчас, – (в противоположность тому, что Набоков в свое время, в другую культурную эпоху с другими заботами, говорил о литературе) феномен не языка, а идей. Притом идей в древнегреческом, исходном (для европейской культуры, я бы сказала; в пракультурном) значении этого слова: от εἴδω, «видеть», – идей как результатов видения (умозрения). Язык тут стремится сделать себя как можно более незаметным (возможно, это – максимум точности), свестись к чистому указанию – на ту ситуацию, на которой в стихотворении фокусируется внутренний взгляд (в этом смысле тексты той редкостной породы, которую теперь культивирует Хан, могут быть написаны на каком угодно языке – словесная плоть с ее звуковой фактурой, с сопутствующими ей ассоциациями, вообще со всем культурным шлейфом, обыкновенно тянущимся за словами, – тут неважна). Хан мыслит (не словами, но) ситуациями. Именно мыслит: он – поэт-мыслитель. Он выявляет экзистенциальные структуры, – а тексты как таковые, стремящиеся, как мы заметили, к самоумалению, – становятся средствами их уловления.

Ольга Балла

* * *
Я шел по тротуару
навстречу шел мужчина
и ударил меня
под дых
ни за что.

Я отдышался
и пошел по тротуару
навстречу шла женщина
и поцеловала меня
в губы
просто так.

Я вытер губы
и пошел по тротуару
навстречу шел мальчик
и дал мне игрушку
в руки
молча.

Я спрятал игрушку
и пошел по тротуару
навстречу шла бабушка
и сказала мне
два слова
поучая.

Я дослушал слова
и пошел по тротуару
навстречу шла собака
и пошла со мной
рядом.

* * *
Это было в пятницу.
Я разговаривал с собой
посредством текста. Потому что
мне больше не с кем
разговаривать.

Здесь не будет сложных слов –
все понятно и легко.

Идея – тяжелейший труд.
Тупик без тупика, поскольку
дорога бесконечна. Да, она не лжет,
но и правду никогда
не скажет.

Так, я читаю много книг и набираюсь мудрости, однако
вечером иду на улицу
и покупаю в магазине пустоту,
чтобы несколько часов
не видеть пустоту.

(щелчок от лампы)

Вот так я и живу: в растерянности,
желании быть оцененным по
воображаемому достоинству; случайно нажил
потребность быть кому-то нужным
и нуждаться в ком-то. Но на деле
(скрип ручки)
я отдаю всю значимость другим,
не в состоянии хоть как-то разделить
их радость или боль.
Ибо я умею только
отдавать.

Здесь не будет сложных размышлений.
Только ясность и вся правда, на
которую способен.

Казалось бы, я должен это
послушно воссоздать в любом из видов текста.
Но нет – я отдаюсь реке,
извечной mater своего отчаяния.

человек как упругий жгут, наложен у линии сгиба
я смотрю на людей и завидую мрачной завистью
ведь у них получается то, что меня пугается
и с опаской проходит мимо

Влюбленные киты плывут по морю вдоль течения смерти,
необъяснимый он рассматривает их;
огромный город сталкивается с другим, гораздо меньше,
и красота граничит с рассуждением о ней.
Я выслушал весь мир, как мог,
и давал любому, кто был рядом
ощущение дома. То есть то,
что мне пока что не дано
познать.

они захотели больше
чем было возможно найти
от сирии и до польши
сметая в совок клочки
и сдержанность анаколуфов
писать уже больше нечем
смешение сутр и звука
как упражнение речи

Спустившись в долину, я зашел в небольшую лачугу.
Там, на полу у кровати, сгорбилась старая мать.
Схватив ее за плечи, я тряс что есть сил,
чтобы стряхнуть всю задумчивость с морщин на лбу
и обратить ее взгляд на себя.

я назвал свою жизнь по имени
и узнал своего бога в лицо

Через туго сплетенный верес и заледеневшие реки
человек с трудом дохромал до вершины бескрайней пропасти
и сказал в потемневший воздух:
«Я всегда так хотел оказаться здесь,
но представить себе не мог,
насколько же тут красиво».

* * *
Прочитывая строчку
из восемнадцати букв
глаза движутся вправо и
вниз
встречая пять слов и точку.