Четыре стихотворения
№ 3 2008
ДВА ПОЭТА
В брезгливой и холодной тьме подъезда
Поблескивают старенькие нимбы.
Они давно забыли ямбы. Им бы
По стопке “беленькой” да потеплее места.
Когда-то этих двух бродяг и пьяниц
Читали и шептали ночью милым
В горячее ушко, и даже глянец
Хотели навести, но не хватило
Чего-то там у них для хрестоматий
И все про них, как водится, забыли.
Теперь их книжки – ножками кроватей,
Но может, и в кладовке, слоем пыли
Покрытые, лежат… Да что им в этом?!
А ведь у них уже должны быть внучки.
Ты, Боже, милосерд, так дай поэтам
По стопке “беленькой”, бумагу, авторучки.
АНТИЧНОСТЬ
Устаревший, как глобус, постылый, как жизненный ребус,
Возвращаюсь назад, опоздав на последний троллейбус.
В сигаретном дыму мне привиделась злая химера.
Я сломал карандаш на полях золотого Гомера.
Корабли, корабли… На меня навалилась античность.
Я пишу “корабли” и уже понимаю вторичность.
Бесполезные руки… Гомеру такое не снилось.
Я сломал карандаш, и хрустящее сердце забилось.
* * *
Вслед за тобой торопится не снег,
Но что-то столь похожее, что страшно,
И если, вспоминая день вчерашний,
Себя не называешь имярек,
То снегу подставлять следы легко –
Не он один торопится по следу,
Я завтра тоже, может быть, уеду
Вслед за тобой в такое далеко,
Что звёзды будут выглядеть иначе,
И я, припомнив давешний испуг,
Вдруг сяду на скамейку и заплачу
Как никому не брат, не враг, не друг.
* * *
Если я не умру – а такие, как правило, раньше, –
То, конечно же, сыну смогу рассказать обо всём…
И о том, как мы с музою ногти грызём.
И о том, что поэзия – это подобье джуманджи.
И о том, почему привыкаешь к холодным котлетам
С подгоревшей яичницей, если, действительно, речь…
Если я не умру, то смогу его предостеречь…