Чайная ночь

КРЫМСКИЕ ГОРЫ

Тропой татарской к вершине мира, где сушь и благость,
Чабрец и донник, орлы и козы, любовь моя…
В костер бродяги подбросил звезды проказник-август.
Жара гуляет от Чатыр-Дага до Ак-Кая.
Играют кони, хрипят олени, желтеют груши.
От красных ягод такая яркость – в глазах темно.
Любой бродяга на этом свете кому-то нужен,
Забудут люди – хотя бы богу не все равно.
Пошлет пастушку, кувшин, лепешку, кусочек сыра.
Осколок неба, голубок белых у родника.
В пещере сыро, на камне имя чужого сына –
Был партизаном – стал кипарисом, сплетя века.
Послушай птицу, ступай на небо, вернись счастливым.
Бродяг как прежде ведет друг к другу Чумацкий шлях.
…Сады тихонько роняют листья, инжир и сливы.
В совином шорохе снова слышится «Бисмиллях»…

ЧАЙНАЯ НОЧЬ

Хриплый голос речного кораблика.
Одинокий рябиновый куст.
Золотого московского яблока
Зябкий, пряный, отчаянный вкус.
Небо высится, высится, высится,
Серебрится каймой голубей.
Если тучно – сегодня не выльется.
Если слезно – не трогай, не пей.
Чайной ночью вода превращальная
Унесет – на Алтай, на Утриш.
Шаль на плечи – шальная, прощальная.
Лишь о музыке не говоришь –
Тронешь ноту – на шее, где родинка.
Отзовется высокое до.
Не Москва, а речушка Смородинка.
От росы потемнелый подол.
Дом старинный. Грибы и черничники.
Пыль Псалтири. Иван Златоуст.
И узором на сохлом наличнике –
Одинокий рябиновый куст.

ФИАЛКА

Февраль честнее прочих – прогноз не обмануть,
Читать чужие ночи и в городе тонуть.
Бессмысленная смута, созвездие стрельца,
Беленая баута, царица без лица.
Харе дышать на ладан, да здравствуют цветы!
Московским маскарадом командуют шуты –
Нелепые наряды, короны набекрень.
Январские наяды летят в привычный плен.
И ты такой хороший, без шапки на мороз,
Стираешь с мокрой рожи московский купорос!
Метро уже закрыто, пешком по объездной.
Из грязного «Магнита» пахнёт сырой весной.
Ненужную фиалку возьми к себе домой,
Пускай растет – не жалко – на тумбочке хромой.
Пускай синеет смело, прекрасна как Прованс.
Метелью не задело. И смерти не до нас…