КЕНЖЕЕВУ – ПОСЛАНИЕ ВТОРОЕ

Среди пречудныя при ясном солнце ночи
Верхи златых зыбей пловцам сверкают в очи.
                                                    Ломоносов

Благое время удивленья, его простыл
медвяный след, мой брат Бахыт.
Увечно солнце зимних дней, и птахи
плачут в тонких клетях, тогда как
верится – поют. Что прошло, ни за что
не настанет; что настанет, и впрямь
все равно. И должно жить без ожиданья,
как ждали, вскользь и вкривь живя,
и доплывать по хлябям хладнодушья до
острова, где череп пропыленный наш
давно желтеет в мировой костнице
с последним именем и крестиком на лбу.
«А ведь сгниет!» – взвивался Ваня
Бунин, хватая за руку холеную себя.

В чреде невольников того, что мнилось,
любовников того, что не сошлось,
на шатком трапе поминаний хлебнем
же шквала под ветхим небом – небом
непременным, как ты съязвил, и,
раздирая нетленные ризы, и, колыхаясь
в проявленном мире, исковеркаем
сызнова пряную душу, чтобы взяла
охота стихотворить на скользких тропах
мирозданья, где мы, прижав к плечу
котомочку пустую, бредем доверчиво,
всегда по краю, мой брат Бахыт.
Мы были завтра, помнишь? Обещаю,
мы будем. Будем и вчера.

                                   2004. Богемия