Во время любви

* * *
Тихий омут у дороги,
мир в покое, сено в стоге,
кто-то дышит очень строгий,
кто-то тень под ноги.
Не ходи ходи под домом
ни чужим и ни знакомым,
ни отважным насекомым,
лампою ведомым.
В доме тихо, свет под крышей
поднимается все выше.
Кто-то очень строгий дышит,
еле-еле дышит.

ЗИМА

холод присыпан снегом самый человек
до самых век
до ресниц опущенных
опушенных
снегом вниз
не ходи за карниз
там лунатиком ходит зима зима.
не выглядывает из-под век
ходит сама, как самый человек.

ПОДСНЕЖНИКИ

в мире, полном любви и нежности, и снова любви,
расцветают подснежники, только не раздави,
не наступи, а лучше никуда не иди –
стой и смотри, как подснежники идут впереди.
опережают необъявленную войну,
они уже побеждали, победят еще не одну,
даже под подошвами грязных солдатских сапог
они оставались цветами, чтоб ты их увидеть смог.
из-под гусениц танков, колес горе-грузовиков,
везущих установки град, из-под мешков
с тротилом, сваленных в кучу чужих смертей,
выходят живые подснежники, жалея людей.
только тупая от рождения гибридная эта война
думает, что весна – военная операция, а это время года такое – весна.

СТАРУХИ

осторожно, здесь вас могут покусать мухи.
три старухи,
или пять, старух считать трудно,
или шесть, старух считать вредно,
сидят на лавке, не прислонить горбатой спины,
сидят неловко, так никому они не нужны,
и свободные молодые летают мухи,
мухи летают,
три старухи,
или пять, сбилась со счета, исчезают, тают.

* * *
армейская нужда – четыре ложки каши,
еще живот под ложечкой живот.
кадык в воротничке тесней, чем в горле кашель,
щека в царапине до смерти заживет.
смешной, маму во сне зовет.

армейская беда белье в сортире мочит,
и нянчит пацана на смерть не на живот,
и учит говорить, он говорить не хочет,
он в рот набрал, он кашляет, он в рот.
старшина врет, что ничего не видел, урод.

армейская любовь пацан белее мела
и тише тишины, и ниже старшины.
и девочка и смерть, и ждать его умела,
и ждать его умела до весны.
но когда он не пришел из армии, ей сказали, что он не пришел с войны.

* * *
оформляясь из чернильного пятна, приложив к вискам промокашку,
отряхиваясь от темноты
ты
складываешься случайно в арестованные тенью света черты,
превращаешься в мушку, букашку,
лопоухого первоклашку,
в мальчика на первом свидании,
в мужчину, купившего у поздней старушки кладбищенские цветы,
материшься, теряешься в мирозданьи,
а тут еще Учитель требует «подтянуть хвосты», и ты подтягиваешь хвосты.

* * *
ты это ты в направлении куда идти,
идешь туда, куда в сторону отодвигают чужим плечом,
получается, что идешь в направлении откуда шел,
возвращаешься туда, откуда все, кто были, ушли,
начинаешь слоняться от чужого плеча к плечу,
спрашиваешь, не прислонялась ли к вам бабушка Рита,
ей всегда нужно было опереться, чтобы вздохнуть,
не спряталась ли она за чужой широкой спиной,
а если ее там нет, то кто за спиной вздыхает?
плечи сомкнуты – тебе туда не пройти,
губы сомкнуты – не велено отвечать

* * *
кто я? в ветхих карманах дождь,
веко дергается, пальцы в дрожь,
ноги вместе да ходят врозь,
ты только ничего моего не трожь.
расстелю газетку что-нибудь есть,
открою кран что-нибудь пить,
и, пока я буду сидеть здесь,
не переставай, пожалуйста, меня любить,
не переставляй, пожалуйста, мои башмаки,
не перелицовывай мой пиджак,
не распускай шарф, не штопай носки,
не ищи отложенный на счастье пятак,
ничего моего не отнимай,
не спрашивай меня, как тебе быть,
не стой за моей спиной, не мой меня, не обнимай,
только не переставай, пожалуйста, меня любить.

* * *
любовь во времена чумы
и ненависть во времена холеры
все время не хватает чувства меры
для чистых рук и шелковой чалмы
даже большая любовь больше горы
даже маленькая ненависть больше горы
во времена чумы не подметают дворы
во времена холеры снимают шатры
во время любви снимают отели
чтобы оказаться голыми одинаковыми в одной постели
одинокими в чужой постели во время мора
и ненависть как рассвет наступает скоро

* * *
калитка отворяет тишину в тишину.
внутри белой тишины белая птица ходит.
белая церковь на белом небе малевича
одинаково белая в длину и в белую ширину.
какая-то девочка находит монетку, потом находит
другую, потом поднимает еще одну.
окунает лицо в тишину, думает вот оно мое девичье
счастье, вот оно,
монетки в кармане,
побежала, вот оно,
упала, ватная.
лежит, как кокон,
в платок закутана, в туман замотана,
так и осталась в тумане.
а тихое счастье все подкидывает монетки из окон,
да ей не собрать.