«Услышав голос…»

Как заявлено в предисловии, это сборник избранных стихотворений, составленный исключительно волей автора. Андрей Грицман включил в него свои любимые вещи, прислушиваясь только лишь к внутреннему авторскому голосу:

Услышав голос, тихий и глухой,
остановлюсь с протянутой рукой,
сжимая прошлогоднюю газету.
Снег падает по направленью к лету
и замирает где-то за рекой.

Это стихотворение, кажется, рожденное отзвуком мандельштамовского «звук осторожный и глухой / плода, сорвавшегося с древа…», выбрано, чтобы открыть книгу. Пары эпитетов тихий и глухой и хриплый и глухой на протяжении стихотворения дважды подчеркивают не отпускающую героя идею – неотступная мысль, мелодия, лирическая тема звучит подспудно всю жизнь, возвращается, как вернулась мандельштамовская опоясывающая рифма, и никакому «шуму времени» не под силу ее заглушить.

Поскольку автор был свободен в выборе произведений и собрал под одной обложкой только самые дорогие ему вещи, будем подходить к разбору этой книги как к разглядыванию коллекции марок – разных стран, разных лет, разной степени сохранности. Или собрания сувениров, памятных поэту. Последнее – ближе Грицману, поскольку символика дороги, путешествия привлекала его всегда. Конечно, мы имеем дело не только с биографическими обстоятельствами бесконечных перелетов Нью-Йорк – Москва – Нью-Йорк, дело в философии жизни:

Что нам осталось? Что нам осталось?
Несколько слов не досказалось.
Бар на Тверской, Ярославский вокзал,
трансатлантический мост, электричка,
Аэрофлот, океана слеза
и телефонная перекличка.

Интересно было бы когда-нибудь провести эксперимент и сравнить две книги – собранную автором из его любимых стихов и собранную читателями – из самых популярных произведений автора. Любопытно, насколько они совпадут? Насколько будут различаться? А разница, бесспорно, будет, потому что у каждого поэта со стихотворением крепко связаны прежде всего обстоятельства его создания, импульс, давший начало. Текст может получиться даже не совсем удачным, но будет дорог в силу особо ценимой художником ситуации его написания. От читателя это обычно скрыто, он видит конечный продукт и оценивает силу его воздействия. Но все-таки думается, что у настоящих поэтов основной корпус излюбленных произведений с читательским выбором совпадет. Например, в книге я с радостью обнаружила несколько своих любимых грицмановских стихов:

Там, я вижу, повсюду горят огни,
по сугробам текут голубые дни,
и вдали в переулке стоит она.
И мы с ней остаемся совсем одни,
то есть я один и она одна.

Но все-таки главное, что узнается, – это элегическая интонация. Она звучит во всех книгах Андрея Грицмана. Размеренное повествование, вдох-выдох полной грудью, сдержанная, внятная речь. В общем, зрелое, мудрое приятие обыкновенного течения жизни со всеми его суетливыми подробностями.

Еще одна важная и характерная манера Грицмана – осознание себя, укоренение в пространстве, скорее метафизическом, чем реальном – американском или русском. Его приметы чаще всего не имеют привязки к определенной местности – это скорее идея реки, чем конкретная река, скорее понятие оврага, чем сам овраг. Кроме природы, «крючками», цепляющими автора и держащими внимание читателя, являются узнаваемые поэтические цитаты – Грицман очень интертекстуален, его мысль часто отталкивается от лирической мысли предшественников:

Послушайте, ведь если люди выживают,
значит, это кому-нибудь нужно,
значит, кто-то хочет докурить по последней…

Завершает книгу поэма «Ветер в долине Гудзона», написанная около десяти лет назад. Как ее определяет сам Андрей, «личный эмоциональный опыт трансформации в русского американца». Во вступлении автор проговаривает важную мысль – о том, что в процессе обретения еще одного поэтического языка (английского) ему открылся надъязыковой, «примордиальный», то есть первоначальный, импульс поэзии. Который уже потом воплощается теми лингвистическими средствами, которые более ему созвучны.

«Ветер в долине Гудзона» – поэма особая. В ней нет (или очень мало) собственно эпического, повествовательный сюжет тоже не проявлен. Это чистая лирика, скрепленная сквозными темами ветра, реки, американского пейзажа (берег Майами, близкое небо Вермонта, пригороды Вашингтона), уходящего времени:

День, погасая, стынет.
Тянется тень сегодня.
Снег на ладони сына –
тающий дар Господний.

Скрепляет отдельные стихотворения воедино фигура лирического героя. Он обживает ландшафт, присваивает себе новую землю и язык, изменяясь под воздействием лет – и оставаясь при этом тем же, кем был.

[1] Андрей Грицман. Личный выбор: избранные стихотворения. – Ставрополь: Ставролит, 2020.