Послесловие

ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ

книжная стенка
в квартире, где доживаешь последние дни
таращится бельмами полок –
все книги увязаны, уложены в мешки и коробки
вместе со скарбом переселенцев дожидаясь прибытия контейнера

сидишь, ощущая позывы сенсорного голода
который теперь долго не удовлетворить –
книжные лакомства, как египетские деликатесы для иудея-ушельца
еще долго не будут доступны

лишь потрепанный том синодального перевода –
все, что сможет себе позволить
в машине и самолете, в электричке, на съемной квартире
не имеющий интерактивной версии на смартфоне
равно как самого смартфона
по-ветхозаветному преданный стилю общения
с успевшей стать ломкой и пожелтелой
дешевой бумагой издания 90-х годов, –
самым ценным из подарков, оставшихся у тебя
от смутного, бьющего током, недоговоренного десятилетия

листай эти страницы, в уже не своей квартире
ставшей, словно пространство вокзала, полосой отчуждения
пока боинг национальной авиакомпании не унес на далекий север
где светловолосая Рахиль не выбежит из подъезда
приветствуя коротким проигрышем домофона
и не напоит верблюдов

где снежная манна будет идти, скрывая встречающий мир
наполняя пространство и душу морозным молчанием

СРЕДНЯЯ АЗИЯ

мир сухощавых и смуглых
прокаленных
словно лепешки в тандыре

слоеное азиатское тесто
оказавшись на севере
начинает впитывать влагу

глаза
что, не сморгнув
смотрели на солнце в полдень
промыты северным светом
словно речным донным холодом

темные пальцы сжимают
бледное тело бутылки –
то, что на родине
позволялось раз в месяц
не чаще

смуглый корень врастает
в северный мокрый грунт
готовый к плодоношению
на новом месте

перекрестное опыление
создаст новую расу
смуглой поросли
с прозрачным северным взглядом

таким непохожим
на антрацит зрачков
которыми родина
пристально смотрит оттуда

сюда, в эти северные болота
вырубленные леса
спящие под скорлупой бетона
содрогаясь
от бессонного гула
хмурых густых муравейников

открывающих двери
пришельцам с юга
чтоб уже никогда не выпустить
отравляя надежно
испарениями своих снов

ПОСЛЕСЛОВИЕ

сын еврейской беженки
родившийся и выросший в Средней Азии

заставший исход соплеменников по матери
(«на следующий год в Иерушалайме!»)
и соплеменников по отцу
(«еду я на родину! пусть кричат «уродина!»)

в свой черед примеряет на себя историю
о мучительном, как поздние роды, решении покинуть обжитый мир

выбрав для себя хмурый отцовский север, а не родину матери
где душный и влажный ветер, пришедший от моря, сражается тысячи лет
с горячим песком из Египта

здравствуй, обетованная земля, текущая молоком и медом
как тут говорят, поядающая живущих на ней –

исходящий, ставший входящим, созрел для того
чтоб поставить точку в собственной Книге Исхода

начав новую книгу
название к которой подскажет завтрашний день