Одиссея

ОДИССЕЯ[1]

(9.1–75)

Одиссей прозорливый промолвил в ответ Алкиною:
«Алкиной, повелитель, между народами славный,
слушать подобного песнопевца – воистину
прекрасное дело (он голосом сходен с богами),
ведь не бывает, говорю, исхода радостней,
чем веселье, когда оно завладевает всеми
(гости в комнатах слушают песнопевца,
рассевшись рядами; столы завалены снедью,
мясом и хлебом. Вино из кратера черпает
чашник, разносит гостям, наполняет кубки,
кажется сердцу: нет ничего прекрасней),
но сердце твое велит расспросить о невзгодах
скорбных, чтобы стенанье усилить слезами.
Что рассказать вначале и чем закончить?
Множество бедствий досталось от небожителей.
Сначала скажу, как меня зовут, чтобы знали:
избегнув безжалостной смерти, останусь вашим
гостеприимцем, хоть и живу неблизко.
Я – Одиссей Лаэртид, известный людям
хитростью, молва обо мне к небесам восходит.
Я живу на Итаке, отовсюду видной (выдается
гора Нерит, с листвою зыблемой), а рядом
острова лежат поблизости друг от друга:
Дулихий, Зама, Закинф, поросший лесом.
Приземистая Итака – на море крайний остров,
на стороне темноты, а другие подальше –
к восходу и солнцу; скалистый остров, прекрасный
воспитатель юношей. Нет зрелища сладостней
родной земли. Калипсо, блистательная богиня,
держала меня в пустотелой пещере, хотела
взять в мужья, и коварная ээейская Цирцея
тоже стремилась замуж, удерживала в палатах,
но сердце в груди не поддалось уговорам,
ведь нет ничего любезней родных пределов
и родителей, если даже имеешь достаток
и живешь на чужой стороне, вдали от родителей.
Если желаешь, расскажу о горьком возвращении,
которое Зевс ниспослал на пути из Трои.
Из Илиона ветер принес к Исмару киконскому,
мы разграбили город, захватили женщин 40
и вдоволь добра, перебив мужчин, и разделили
добычу, никто не остался без верной доли.
Спутникам я приказал удалиться проворно,
но не послушались неразумные спутники.
Много вина было выпито. На берегу мы резали
овец и коров неуклюжих, изогнуторогих,
а киконы пошли и призвали других киконов,
соседей более доблестных и многочиленных
(они живут внутри страны и знают, как биться
на конях или пешим строем, если нужно).
Утром пришли, подобные множеству листьев
и весенних цветов. Суровая доля от Зевса
досталась несчастным, чтобы мы настрадались.
Мы бились строем возле судов быстроходных,
метали – одни в других – бронзовоострые копья.
Пока рассветало и день нарастал священный,
мы отбивались, хоть были они многочисленней.
Солнце сместилось к часу, когда отпрягают
волов; поднажали киконы и разбили ахейцев.
Шестеро крепкопоножных с каждого судна
погибли, остальные избежали гибельной участи.
Мы продолжили плаванье, с печалью в сердце,
потеряв товарищей, но радовались, что выжили.
Наши обоюдозагнутые суда не сдвинулись,
пока не был помянут каждый несчастный спутник,
погибший на равнине, сраженный кинонами.
Зевс, собирающий тучи, несказанной бурей
поднял порывы Борея, спрятал под тучами
землю и море. Ночь обрушилась с неба.
Корабли посбивались с курса. Сила ветра,
разрывала парус на три, на четыре части.
Паруса мы бросили в трюмы, опасаясь смерти,
а сами налегли на весла, направились к берегу.
На берегу два дня подряд и две ночи
лежали; усталость и горе изъели сердце.

                                     Перевод с древнегреческого Григория Стариковского

[1] Начало публикации см. в № 1, 2014.