О дистанции и «провинциальности» в эпоху интернета

Что объединяет пятерых представленных ниже авторов? Сложно уловить что-то общее в лирических мирах поэтов, связанных, на первый взгляд, только одним – удаленностью от столиц, категорией «провинциальности» – не совсем понятной и, наверное, изживающей себя в современном, пронизанном глобальными электронными сетями мире.

Дистанция, которой поэты отделены от столиц, во многом условна. Ну что такое расстояния в мире с интернетом? Возможно, тут речь идет о дистанции лирической, обособлении от раздражающей суеты – с целью сохранения внутренней самобытности. Ничего не мешает смотреть вглубь себя, вокруг себя. Никто не загоняет в стройные ряды «столичных поэтов», ничто не тянет искать искусственные поводы выделиться. «Провинциальные» авторы уходят от нарочитых, вымороченных проблем, рассудочных игр с реальностью. Они прислушиваются к сути. Ведь им не мешает шум больших мегаполисов. В их стихах – отсутствие суетливости, игры лицом.

Так что, если говорить о какой-то объединяющей категории, пусть это будет важность осознания мгновения, минуты, места. Осознание себя в это мгновенье. Но, с другой стороны, разве не это – заветная цель всех поэтов во все времена?

Читать мир как книгу, полную странных рифм, пытается екатеринбуржец Константин Комаров. За словесными экспериментами, кого-то раздражающими своей громкостью и новаторством, а кого-то привлекающими отсылками к старому доброму футуризму, прячется чистая вера в то, что слова не могут перекликаться просто так, за рифмой есть смысл. Главное – уловить его и заключить внутрь стиха.

Красноярец Клиновой пошел по дороге усложнения своего словаря. Он насыщает стихи современными понятиями, модными словечками, сленгом из соцсетей. Тянет в поэзию реалии из окружающего мира – привычные в нем, но выглядящие инородными в лирическом тексте. Порой они мешают – как соринка в глазу. Но, возможно, так зрение адаптируется к новой оптике? Его стихи – попытка освоения сегодняшнего, колючего и негармоничного, тезауруса, присвоения и усмирения его. Клиновой заставляет своего героя жить в этом негостеприимном мире. Герой от этого страдает, что объяснимо.

И все-таки более других отделен от своего лирического героя архангелогородец Александр Францев. Точнее, он заслонен им – образом алкаша, туберкулезника, психа, хулигана, преступающего законы этого обыденного, послушного мира. Мир ловит его, но пока не поймал. В общем, маргинальная личность, опасный поэт. Почти что проклятый.

Контрастирует с Францевым жительница Сарова Мария Затонская, которая пишет верлибры, как будто рисует акварелью. Несколькими мягкими, прозрачными мазками старается запечатлеть то, что видит путник из окна поезда – проплывающий пейзаж, мужской силуэт, отражение себя в стекле. Иногда в конце стихотворения проскальзывает точная рифма. Как проявление внутренней гармонии, последний взмах руки на прощание.

Спокойное, ровное течение жизни, ее глубокое дыхание слышит иркутянин Артем Морс. Любовь, смерть, свобода, небо, тишина – простые слова, простые истины. Открывать в них новые смыслы, соединять по-иному, вглядываться и медитировать – вот так он понимает суть поэзии. И это гораздо сложнее, чем лингвистические эксперименты.

Беспокойный, резкий Францев. Умеющий чувствовать и передавать музыку Морс. Элегическая Затонская. Мучающийся от несовершенства мира Клиновой. Завороженный внутренними созвучиями Комаров. Все они разные, все они поэты, где бы ни суждено им было родиться и жить.