На краю просветленного снега

* * *
Любовь, разыгранная по нотам
мая, обрывается сентябрем
с астрами увядающими – и что-то
порознь для себя соберем.

Жаркой медью волос остаться
и расплавиться на белизне рукава
там, где спор возвышен до святотатства,
начатый с озорства.

Что все истины и цитаты
о Всевышнем и ни о чем
перед ужасом слёз, когда ты
вся – подрагивающее плечо?

В собеседники ли, в погоню
одиночество ливнем осенним идет
и выходит на подоконник
день и ночь напролет.

* * *
Так лайка кувыркается в снегу
октябрьском, свежевыпавшем, недолгом!
…Опомниться от жизни не могу,
слюбиться с ней, стерпеться втихомолку…
Заплеванный автобус. Карапуз
взахлеб кричит – бомбошка на бок слезла,
и шею колет шарф. Не плачь, не трусь
ни пьяных дембелей во рту подъезда,
ни трех старух со спицами в желтке
оконном, ни бродяги возле дверцы, –
и что-то шепчет он на языке
чужом, и мать баюкает, и сердце
колотится, и остается петь
младенца, лайку, смерть.

* * *
Ничего не подскажет страница,
полно плакать и нечем гордиться
перед синью безбожных небес,
где саднит реактивный порез.

Назови эту местность востоком,
но пророка тут нет, лишь восторгом
оживляется в пику врачу
весть овсянки навстречу грачу.

О явлении солнца во мраке.
О бессилии слов и бумаги.
О сомненье на донышке глаз
Бога, спящего в каждом из нас.

На краю просветленного снега
не гранитом застыть, а побегом
ивы над безымянной водой,
уносящей цитаты с собой.