Градус покоя

В русской литературе к теме воды обращались многие. Начало положил Державин («Водомет», «Водопад»). Продолжили классики Золотого и Серебряного века. (На память приходит Цветаева: «Любовь: зноб до кости!/ Любовь: зной до бела!/ Вода – любит концы./ Река – любит тела».)

У Вадима Муратханова образ воды выступает универсальным материалом для оформления мысли. Семантика воды как символа постоянно меняется. Тексты его новой книги отсылают к мифологии, где вода связывается с противостоянием жизни и смерти, делится на живую и мертвую. Древнеегипетский бог солнца Ра, плывущий по небу на золотой барке (у Муратханова «судьба – байдарка ныне»). Древнегреческий Харон («Всяк сам себе и лодка, и Харон»), переправляющий души умерших через Стикс за установленную плату.

Первая часть «Испытания водой»[1] выстроена классически. Сменяющиеся времена года. От зимы к осени. Такая композиция в литературе и музыке была популярна еще в эпоху барокко. Сначала снег лежит «нетронутым Константиноплем». Затем «совокупляется с землей». После – «+45. В июле держит соль». Наконец: «Не нов для мира ты, не вечен». Перекличка с философской лирикой Державина и Тютчева, Блока и Бродского.

В одном из стихотворений возникает «ледяная купель». Вся книга представляется в образе этой купели. Как если бы герой зашел в спокойную воду. Зашел, чтобы вглядеться в собственное отражение после того, как исчезнут круги. В итоге все, что разделяет героя и читателя, – холодное подвижное зеркало. Двустороннее зеркало, как в народных сказках. Это напоминает изображение на картах высшего порядка разных мастей. Нет верхней и нижней картинки. То есть между автором и читателем также нет реального разделения на подводный и надводный мир. Есть взаимное «междутемье».

Поэт созерцателен. Сторонится бурных всплесков (чрезмерной экспрессии), потому что «там скрывается уют,/ где тают лужи в черной рамке». Наблюдая разные состояния воды, отмечает для себя движение времени. Дистанцирующееся прошлое. Растущую мудрость внутреннего «я». Вода несет в себе скрытое послание. Выполняет транспортные функции. Вплоть до передачи изображения. Становится материнским началом. Зовет к очищению и преображает. Автор же видится Ихтиандром – близким к тому, чтобы найти компромисс между двумя стихиями. «Но никогда шагнуть не рано/ в ту воду: во вчерашнем дне –/ реки извилистая ванна/ и рыба молния на дне».

Динамика стихотворений Муратханова понижена. Такие стихи, если переводить их в образы четырех стихий, больше земля или «зеленый мир», который только грезит о воде. Мечтает, чтобы его «наполнили, напитали, как губку». В стихах Муратханова чаще всего слово «мир» окрашивается словами «зеленый», «тонкий» и «ненастоящий». «Зеленый» – плодородная почва. «Тонкий» – вода. «Ненастоящий» обладает всеми признаками засухи. «В нем я не был мной», – пишет Муратханов. Таким образом, разворачивается только одна из нескольких драм, описание которых формирует поэтическую цель. Герой стремится навсегда перейти из одной среды в другую. Озеленить просторы, на которых он существует. По какой-то причине он не в силах «сочетать браком» землю и воду. Зато умеет хорошо их разделять. Как если бы дождь шел только над океанами и морями, а в пустыне были песочные вихри. Рисуемый водно-земной мир в стихах – лишь желаемое недостигнутое.

Но болью каждый миг прошит.
Душа торопится, чужая,
и зеркалом кривым дрожит,
творенья не отображая. 

И, некогда зеленый, сон
тяжелым хмелем в сердце бродит.

Темы маленького, лишнего и черного человека (человека-тени) разработаны в русской литературе с ее заразительным смертолюбием более чем глубоко. В «Испытании водой» присутствует тема маленького человека. Но нет и следа человека черного и человека лишнего. Место указанных занимает человек-светотень. Трагедия светлой сути состоит в хрупкости, безуспешном преодолении быта и поиске отклика в чужом сердце. «Другой мой друг, что жил средь книг/ и бородой страниц касался,/ не сделал записи в дневник/ и дату вспомнить отказался» или «Кто прочитать успел твои следы,/ круги разновеликие запомнил». Человек светлой сути появляется в образе пророка, путника. Оживает в воспоминаниях о детстве. Побуждает к внутреннему самоочищению.

«Вариации на темы рока» воспринимаются как самостоятельный аккорд. Это не новая глава и не эпилог. Это дверь в пространство, устроенное по другим принципам. Где не нужна «музыка и воздух». Представленный ряд верлибров даже не столько содержанием, сколько энергетикой (интонационными и эмоциональными аспектами) передает чувство невесомости. Словно герой, оторвавшись от пространства воды и суши, вышел в открытый космос. Есть сочетания, в которых эта невесомость узнаётся подтекстуально. Например, «аквариум фильма» (иллюминатор космической станции), «виниловая ночь», «герметично хранившееся время», «посреди каменистой пустыни» (лунная поверхность). В открытом космосе космонавт оценивает расстояние, на котором города людей не различимы. Расстояние уменьшило их до небытия, сплющило в единую цветовую массу движущегося эллипсоида.

Стихи похожи на хаотично всплывающие ассоциации с произошедшим на Земле. На воспоминания, которые не суждено упорядочить. Перед глазами пролетает детство, школа, неосуществленные мечты.

Тема рока как судьбы раскрывается в двух последних стихотворениях. «T. Rex. Children Of Rarn» и «Pink Floyd. High Hopes», где возникают мысли о смерти и предательстве. Скоротечности и скучной повторяемости жизни. Потери выбранного пути. «8 минут 6 секунд/ на прожитие жизни» – трагически маленькие цифры на датчике содержания кислорода, встроенном в скафандр.

Где-то вдали
колокол смолкнет.
Тьма упадет…

[1] В. Муратханов. Испытание водой. М.: Воймега, 2010.