До первого снега

О книге Вальдемара Вебера «Продержаться до конца ноября»[1]

Марина Гарбер
Марина Гарбер – поэт, эссеист, переводчик. Родилась в Киеве. Эмигрировала в 1989 году. Магистр искусств. Автор пяти книг стихотворений. Училась и жила в Европе. Преподает итальянский язык в Университете Лас-Вегаса (США).

Книга стихотворений Вальдемара Вебера «Продержаться до конца ноября» начинается с детства – с прикладывания уха к стальным рельсам и полуразрушенным монастырским стенам, со вслушивания, по большей части, в будущее. И, следовательно, она начинается с ожидания – «конца света» или волшебного улова «прекрасных мгновений», с «загадывания судьбы», с предчувствия грядущих побед и поражений, с чувства тревоги, страха и «жажды успеха», сопряженных с этим ожиданием… Композиция книги намеренно не соответствует жизненной хронологии, не синхронизируется с ее поступательным движением вперед. Она кроится зигзагообразно, благодаря чему времена, переживания, события и отклики на них смешиваются и взаимодополняют друг друга. Так прошлое содержит в себе зерна будущего, а настоящее, прорастая, держится за отпущенный ему клочок, уходя корнями глубоко в животворящую почву – к началу, к истоку. Кажется, поэтому в предваряющей книгу аннотации автор настаивает на том, что дата написания стихотворения является «составной частью художественного текста».

Чувство родины,
которая все-таки есть –
бесконечно длинная пуповина,
тянущаяся за тобой всю жизнь
на пути
из ниоткуда в никуда,
из где нельзя быть
в куда нельзя прибыть,
по грязной дороге
с пожелтевшими фото в дорожной сумке…
Сидя на обочине,
порой вынимать их,
гадать
по глазам, по губам
о смысле пережитого.

                                 2013

Если стержневое настроение поэтического сборника Вебера есть ожидание, то позиция ее лирического героя – позиция наблюдателя, его превалирующее качество – созерцательность. Однако здесь не следует путать созерцание с пассивностью или инертностью, отнюдь, эти стихотворения сторонятся суггестивной отвлеченности, поверхностной описательности и наглядности. Созерцание здесь – не прямолинейная фиксация момента, а опосредованный мышлением акт познания, осмысление.

У читателя может возникнуть обманчивое ощущение, будто лирический герой этих стихотворений чаще всего находится в состоянии бездеятельности – «лежа на просеке посреди земляники», «сидя на обочине», в читальном зале, в летнем кафе, стоя «на краю заката», прислонившись к «крутым перилам» или наблюдая «с высоты вагонной площадки» во время остановки на заштатном полустанке… Однако такое замедление, укрощение ритма текущего времени, остановка в пути обостряют зрение и слух, и тогда:

За каждым прекрасным пейзажем
слышится тиканье часовой стрелки.

                                                        2004

И если для спешащих и поспещающих «жизнь – поезд», то для созерцающего жизнь – «собирательство», накопление, духовное обогащение.

Всё, что течет, поспешает,
оставляет прошедшему
остановившиеся мгновения…

                                              2010

Посему эта бездеятельность – условна и мнима, поскольку, во-первых, становится выражением протеста против суеты, а во-вторых, относительная неподвижность позволяет созерцающему следить за движением округи, отмечать малейшие наклоны, сдвиги и качки, недоступные глазу того, кто вовлечен в этот неостановимый поток: устами мудрого казаха из одного стихотворения Вебера, «чэлавэк приходит, челавэк уходит, трава растет…». В такой позиции ощутим и привкус стоицизма (ведь известно, что, если «иго благо, то и бремя легко»), и склонность к самоумалению до почти полного растворения – в пейзаже, в отгремевшей войне, в любимом человеке, в черном горе… Проследим, к примеру, за этим процессом постепенного самоуменьшения – добровольной градации собственно «я» от солнца к подсолнуховому семечку – в любимой:

Я хотел бы быть
всем на свете:
солнцем, тенью твоей,
тополем под твоим окном,
птицей, которая тебя будит,
майским жуком у тебя в волосах,
твоим летним платьем,
ветром, его поднимающим,
подсолнухом,
из которого ты выковыриваешь семечки,
семечком…

                                                 1960

Примечательно, что между стихотворениями, вероятно, написанными непосредственно по ходу переживания – проживания – первой любви, словно комментарии, заметки на полях или сноски, вклинены тексты из приближенного настоящего, написанные спустя сорок с лишним лет. Таким образом, переживаемое и пережитое обретают цельность единства и, в то же время, продлевают прошлое, по-своему реализуя «невоплощенный замысел» юности. Подобное ретроспективное видение позволяет переосмыслить прошлое, увидеть его в свете накопленного опыта, нередко горчащего, как «мед иллюзии, / не требующей воплощения». Настоящее – это то самое далёко, из которого наводится резкость на предмет созерцания. Так, например, продолжая оперировать «растительными» метафорами, поэт заменяет образ хрупкой орхидеи на ранее лишь подспудно и нехотя, краем глаза подмеченные «фиалки засосов, / что оставлял ей на шее / наш учитель рисования»; а «лапы папоротника», к которым ревновал, когда они касались икр девушки, позже сменяет ландшафт одиночества: «хвощ и крапива», «цветы небывших свиданий»… Действительно, «негрустных воспоминаний не бывает» и, как советовал другой поэт, «путешествия в обратно», возможно, следовало бы запретить, но проделанный за годы внутренний труд/путь необходим, а для творческой личности – естественен и неизбежен, так как эта «смена отлива и прилива», это «стремительное поспешание назад» оказывается плодотворным:

Поражения
останавливают
победное шествие суеты,
заставляют присесть у огня.

                                                 2005

Неподвижность, подчас форсированное, нарочитое «и я останавливаю себя», сравнительное бездействие для поэта – необходимые условия выживания. Так, в одном тексте, бабочка, застрявшая в гитаре, своим вынужденным заточением спасена от губительного жара лампы, а в другом – купальщица, застывшая на берегу моря и на мгновение блаженно слившаяся всем своим естеством со стихией, придя в движение, переживает ужасную метаморфозу: раздражаясь, суетясь, запахивая халат и сварливо сжимая губы, она, наконец, превращается «в обыкновенную тетку»… Наиболее благоприятным временем для остановки у поэта оказывается зима. Здесь – в противовес – вспоминается двустрочие Арсения Тарковского: «Какая там свобода. Когда зима в лесу»… Больше чем пресловутая несвобода, в стихотворениях Вебера показана ее защитная изнанка, точнее говоря, замирание жизни видится ему одним из надежных способов самосохранения, когда знаешь, что «жизнь сжалась в комочек, но в самой своей сердцевинке / она еще не остыла». Собственно зимнее время года, это ледяное Лимбо, когда позади цветение и увядание, и когда новый расцвет лишь маячит эфемерным посылом, оказывается для автора, пускай временно, но спасительным и желанным:

<…>
Месяцы покоя, совершенства. Без снега, без долгих
морозов, консервирующих процессы распада,
мы давно бы пропали. О снег, о бальзам,
о сокол наш белый! Иллюзия, самообман,
но и в горьком похмелье апреля ни о чем
так не будет мечтаться, как о завтрашнем снеге.

                                                                          1971

Возможно, отсюда – вынесенная в название сборника задача-минимум: «Продержаться до конца ноября», до первого снега…

Между первыми четырьмя и заключительным шестым разделами оригинальных стихотворений, неожиданно вклинен раздел стилизаций и переводов с немецкого, и логика такой композиции очевидна. Этот, пятый раздел – тоже, своего рода, остановка, отсрочка, прелюдия к тому, что выговаривается с трудом, будто и не тобой, а тобой иным – тем, у которого достает верных слов и интонаций, достоинства и выдержки, потому что «он» помнит, что «настоящую драму играют с сухими глазами». Здесь сковывающему, строго очерченному пространству, грубой и нещадящей незыблемости его стен, противопоставлено время – длящееся, подвижное, гибкое, как и прежде, возвращающее назад, приземляющееся, словно птица, на садовую вишню близ дома. Словно пленку кинофильма, его можно открутить назад, перемотать, смонтировать иначе (не случайно при чтении этого раздела вспоминается «Комната сына» Нанни Моретти):

Когда бы ты задержалась,
всего на секунду,
за завтраком… или
перед зеркалом в холле…
Почему Он, владеющий вечностью,
пожалел для тебя мгновенья?

                                               1995

Собственно на перекрестке или на распутье, «у края земли, / совсем рядом с небом» или над обрывом, к которому выходишь из темного ущелья, осознаешь, что в этой точке возврата – «и небо всё шире, и дорога всё бесконечней».

Формальная сжатость этих, по большей части, нерифмованных миниатюр обязывает к предельной емкости высказывания, к увеличению удельного веса слова в границах строки, к максимальной передаче содержательности момента, смысловой и онтологической насыщенности временного отрезка. Она также требует эмоциональной собранности и лишенной натуги сосредоточенности.

У преходящего
язык без костей.
Вечное
косноязыко.

                  2008

Поэтический сборник Вальдемара Вебера «Продержаться до конца ноября» – образец поэзии внимательного, радетельного взгляда, где взгляд приравнен к прикосновению, оживляющему жесту – зачерпывающему, объемлющему, бережливому: так складывают кувшинкой ладони, чтобы не расплескать живую воду…


[1] Вальдемар Вебер. Продержаться до конца ноября. Стихи разных лет. – М.: Русский Гулливер; Центр современной литературы, 2014. – (Поэтическая серия «Русского Гулливера»)

Предыдущие номера
2005
2
2006
2 1
2007
4 3 2 1
2008
4 3 2 1
2009
4 3 2 1
2010
3 2 1
2011
3 2 1
2012
4 3 2 1
2013
4 3 2 1
2014
2 1
2015
4 3 2 1
2016
4 3 2 1
2017
4 3 2 1
2018
4 3 2 1
2019
4 3 2 1
2020
4 3 2 1
2021
4 3 2 1
2022
4 3 2 1
2023
4 3 2 1
2024
1
Предыдущие номера