Чистая лирика

ЦЗАЦЗУАНЬ[1]: О ТОМ, ЧТО ДОСТАТОЧНО

а) быть в одном месте
б) бить в одну точку
в) слушать одну женщину
г) ложиться не позднее ноля
д) верить в бесконечность (вечную жизнь)
е) любить только себя

достаточно чтобы
однако мало кому
особенно последнее

*   *   *
«Не клади рыбные кости в пепельницу!»
Где-то плавают целые острова наших предрассудков.
Думай, не думай – ничего не поправишь.
Впрочем, один механизм остался: как победить красоту, не рождая бури.
Мы вспоминаем о нем, когда, продрав глаза, видим слепящий ковер.
И тут же несем ему свои слежавшиеся уродливые килимы.
Снег – прах, не жалей его, трать!
Словно свежая простыня, он принимает наш грех: мы становимся чище, топча его и сминая.
Вот ковер, вот еще один, тысячи ковров я истоптал на африканском горячем снегу, драгоценном, как белый деготь.

ЦЗАЦЗУАНЬ О СВОБОДЕ

Это две буквы, перегоревшие в слове БЛЯ.
Это явленная воочию картинка с верблюдом и иглой.
Это тридцать минут до удаления записи камер видеонаблюдения.
Это: каждый имеет право быть частью твоего предменструального синдрома.
Это смех, адресованный глухому, например мне.
Это пыльца гризетки, раздавленной в одном из прошлых твоих воплощений.
Это жестокость, с которой это написано.

Это нежность, с которой я пишу следующее.
Это сюрикэн бадьяна, освежающий дыхание мысли.
Это цветы, передаренные тебе – тебе-тебе, не оглядывайся! – на станции «Парк культуры» чьей-то разборчивой любовницей (и верной женой).
Это когда официант может назвать автора или исполнителя композиции, что звучит в настоящий момент.
Это лед в любимом напитке.
Это жар поблагодарить своих, например за жизнь, и чужих – за своих.
Это: ты прощен тем, кто нуждается в твоем прощении.
Это договор с Богом, подписанный задним числом.
Это: выйти из себя, чтобы войти в другого.
Это: двигаться, чтобы устоять; это стоять, чтоб наблюдать движение.
Это событие, сделавшее ничтожным все, что связывало, радовало, ранило, примиряло.
Это игра на повышение.
Это любовь.

ЦЗАЦЗУАНЬ О ТОМ, ЧТО МОЖНО, ОДНАКО НЕЛЬЗЯ

Унижать любовью.
Жить в стране, чей президент похож на каверинского Ромашова.
Носить фамилию Пухкий.
Выплевывать косточки граната – множество выплеснутых в арык младенцев.
Становиться под дерево, пораженное пенницей слюнявой.
Спать с кем-то потому, что от него не пахнет потом.
Смотреть на красоту, не смаргивая ее во тьму.
Верить.
А еще полагать, что другие чем-нибудь похожи на тебя.
(Помнишь двух сцепившихся пальцами геев на Тверской? Лучшее, что ты мог сделать, – не оскорблять их своим вниманием.)

*   *   *
Ты жила напротив, через футбольное поле.
На нем мы однажды и встретились.
Играли в «я садовником родился».
Ты заикалась; свою кровь до сих пор не слышу – твоя пела толчками: клапан иногда слипался, как веки при ячмене (есть такая детская болезнь, снимается мочой или крепким чаем).
«Ок-ккк-ксана».
Ты учила меня заикаться.
Я учил тебя велосипеду.
А больше ничего не было.
Мне сказали, что ты умерла.
Я прибежал; старухи обсуждали: четвертый этаж, навзничь, не жизнь.
На тротуаре – маленькие тапочки, заботливо кем-то составленные, соединенные, словно их аккуратный хозяин только что прилег на кровати.
Родители твои еще, наверно, трижды могли тебя родить и дважды потерять.
Да не хотели.
Представь, бывает и такое: люди друг друга больше не хотят.

*   *   *
мальчик Рубен
впервые в жизни укрытый одеялом
накачал его теплым воздухом
и плывет под облаком как сам-облако

*   *   *
Микрогранулы, внедренные отважным ученым в собственный организм, оказались стойкими бойцами.
Сперва они убили все жившие в нем вирусы.
На 33-й минуте в районе шеи прорезались жабры.
На 40-й стал нестерпимо зудеть затылок.
Ощупав его, герой обнаружил готовые разлепиться новые веки.
«Глазки, глазки!» – в проеме двери стоял пятилетний Алик; он так и не смог уснуть: мешали телевспышки на коридорных обоях.
Обнять, скорее обнять – слишком поздно: неминуемое не миновало.
В голове мальчика взорвалась петарда запахов и звуков – любой раздражитель теперь обернут прозрачной изоляционной пленкой, незримой, как время.
Эпи-синдром – сказали врачи и спрятались на дне глазного яблока.
Это пройдет – сказали мы и растворились, как камушки в ванне сумаляка.

КРАТКИЙ МОЛИТВОСЛОВ

Молитва Рыбы

Господи, пошли мне страх смерти.

Молитва Заусенца

Господи, не отгрызай меня, а срежь Своими маникюрными.

Молитва Носка

Господи, пошли стойкости пятке (которую не вижу, но в чье существование верю!).

Молитва Голоса

Господи (ты-то меня слышишь!), дай мне еще одни уши.

Молитва Часа

Господи, дай мне минуту!

(Молитва Времени

Господи, дай мне место.)

Молитва Гнома

Господи!..

Молитва молитв, или «Моя молитва»

Господи, поскольку тебя нет (и никогда не было), дай мне силы принять этот факт как окончательный.

[1] Цзацзуань — оригинальный жанр китайской средневековой прозы.